Ключевые слова

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы - Анфертьев Иван Анатольевич

В статье исследуется механизм укрепления сформировавшейся к началу 1930-х гг. системы единоличной власти И. В. Сталина при помощи дискредитации контрольными органами правящей партии наиболее последовательного и потому опасного его политического противника М. Н. Рютина . В современной исторической литературе последний более известен в основном тем, что в 1932 г. подготовил теоретический труд «Сталин и кризис пролетарской диктатуры», получивший название «Рютинская платформа», а его политические взгляды и отношение к Сталину были изложены в обращении «Ко всем членам ВКП(б)», более известном как «Манифест Рютина». В первой половине 1932 г. Рютин организовал нелегальную группу в ВКП(б) «Союз марксистов-ленинцев». Однако менее известен эпизод 1930 г., когда руководитель столичного треста А. С. Немов направил в ЦК ВКП(б) заявление о попытке Рютина завербовать его в оппозиционную Сталину группу. В результате Рютин был исключен президиумом Центральной контрольной комиссии ВКП(б) из партии, в ноябре 1930 г. арестован, однако в январе 1931 г. по указанию Сталина освобожден. Проведенный анализ позволил установить, что помимо преследования Рютина как по личным, так и политическим мотивам, Сталин использовал его исключение из партии для подготовки в перспективе массового истребления партийных кадров, не желавших быть послушными исполнителями его во многом авантюристических планов.

Похожие темы научных работ по истории и археологии, автор научной работы - Анфертьев Иван Анатольевич

• «Я считаю неправильным и вредным отделять Центральный Комитет партии от партии, допускать, что Центральный Комитет проводит работу без участия и даже против партийных и рабочих масс»

  2018 / Анфертьев Иван Анатольевич

• Партийные контрольные органы как инструмент борьбы с оппозицией в Москве в 1920-е годы

  2016 / Санников Василий Алексеевич

• Преображенского в процессе трансформации троцкистской оппозиции в 1928-1929 годах

  2014 / Кузьминых Яков Сергеевич

• Деятельность комиссий правящей РКП(б): опыт коллективного управления государственными структурами в кризисные периоды первых лет советской власти

  2017 / Анфертьев И.А.

• Контрольные органы региональных структур ВКП(б) 1920-1930-х гг. (на примере Центрально-Черноземной области)

  2016 / Саран А.Ю.

• Л. Д. Троцкий, Г. Е. Зиновьев и Л. Б. Каменев: несостоявшиеся преемники В. И. Ленина

  2018 / Анфертьев Иван

• Александр Иванович Яковлев: долгая дорога в Саратов

  2015 / Саранцев Николай Владимирович
• 2011 / Нуреев Рустем Махмутович

• Генетик Василий Николаевич Слепков: документальные штрихи к портрету

  2019 / А. И. Ермолаев

M. N. Ryutin: On the Verge of Being Expelled from the Party by the Central Control Committee of the All-Union Communist Party (Bolsheviks)

The article and the published document research the machinery of strengthening J. V. Stalin "s individual rule via headhunting the most consistent and therefore the most dangerous rival of his, M. N. Ryutin . In recent historiography, the latter is best known for writing a fundamental paper «Stalin and the Crisis of the Proletarian Dictatorship» (1932), which was named «Ryutin"s Platform». His political stance and very negative assessment of Stalin were expounded in «Appeal to All Members of the All-Union Communist Party (Bolsheviks)», which is more commonly known as Ryutin Manifesto. In the first half of the year 1932 Ryutin formed an illegal group inside the All-Union Communist Party (Bolsheviks), «The Union of Marxist-Leninists». Two years before there was another, less known, episode concerning Ryutin"s anti-Stalin efforts: a head of a Moscow trust A. S. Nemov directed a notification to the Central Committee of the All-Union Communist Party (Bolsheviks) claiming that Ryutin had attempted to recruit him in an anti-Stalin group. As a result, Ryutin was expelled from the party by the Presidium of the Central Control Committee and then, in November 1930, arrested. Nevertheless in January 1931 he was released on Stalin"s instruction. The study established that Stalin, while pursuing his own personal and political objectives in Ryutin"s persecution, used this expulsion from the party to pave the way for the future massive purge of the party cadres reluctant to carry out his largely opportunistic plan of building of the so-called ‘socialism" in the USSR.

Текст научной работы на тему «М. Н. Рютин. Накануне исключения из партии Президиумом Центральной контрольной комиссии ВКП(б)»

УДК 94(47).084.6

И. А. Анфертьев

М. Н. Рютин. Накануне исключения из партии президиумом Центральной контрольной комиссии ВКП(б)

Политическая деятельность М. Н. Рютина1 и других оппозиционных деятелей на рубеже 1920-х - 1930-х гг. против установления в партии режима личной власти И. В. Сталина достаточно подробно описана и, казалось бы, нет особой необходимости еще раз возвращаться к данной проблеме2. Однако целый ряд исследований, особенно уви-

См.: Анфертьев И. А. Деятельность «Союза марксистов-ленинцев»: М. Н. Рютин и борьба за власть в 1928-1932 гг. Дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2004; Старков Б. 1) Честь партии // Знание - сила. 1988. № 11. С. 81-83; 2) М. Н. Рютин (К политическому портрету) // Известия ЦК КПСС. 1990. № 3. С. 150-163; 3) «Моя трагедия. трагедия целой эпохи» (из писем М. Н. Рютина родным. 1932-1936 гг.) // Известия ЦК КПСС. 1990. № 3. С. 163-178; 4) Дело Рютина // Они не молчали. М., 1991. С. 145-178; 5) Утвержде-« ние режима личной власти И. В. Сталина и сопротивление в партии и государстве. Итоги

я политической борьбы в 30-е гг. Дис. ... д-ра ист. наук. СПб., 1992; 6) Заложник социали-

ку стической идеи // Дела и люди сталинского времени. СПб., 1995. С. 181-209; О деле так ^ называемого «Союза марксистов-ленинцев» // Известия ЦК КПСС. 1989. № 6. С. 104; 8 Маслов Н. Потрясающий документ эпохи сталинизма // Известия ЦК КПСС. 1989. 1990. £ № 12. С. 200-202.

2 Власть и оппозиция. Российский политический процесс ХХ столетия. М., 1995; Исто-о риография сталинизма: Сб. ст. М., 2007; Хлевнюк О.В. 1) Политбюро. Механизмы по-^ литической власти в 30-е годы. М., 1996; 2) Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М.: РОССПЭН, 2010; История сталинизма: репрессированная провинция. § М.: РОССПЭН, 2011; Бициоха В.Г. Формирование советской политической системы: региональный аспект. Октябрь 1917 - середина 20-х гг. (на материалах Саратовской ^ губернии). Дис. ... канд. ист. наук. Саратов, 2010; Борисова Ю. А. Областные партийные ^ комитеты как органы политической власти на местах в 1918-1937 гг.: на примере Западен ного региона РСФСР. Дис. ... канд. ист. наук. М., 2008; Богатырев М. А. Н. И. Бухарин

девших свет в конце 1980-х - начале 1990-х гг., из-за недоступности источниковой базы, содержит неточности, искажения и очевидные, но муссируемые и сегодня домыслы3. В частности, нет полной ясности об обстоятельствах исключения осенью 1930 г. М. Н. Рютина из партии. Между тем, это событие можно отнести к числу неординарных, если принять во внимание должность, которую накануне исключения занимал Мартемьян Никитич - председатель Управления фотокинопромышленности, член Президиума ВСНХ СССР4. В этой связи впервые публикуемый архивный документ представляет особую ценность для исследователей истории сталинизма, так как позволяет до известной степени реконструировать не только механизм выявления и наказания активных противников режима Сталина среди партийной и государственной номенклатуры, как явных, так и маскирующихся, но и выявить тщательно замаскированный план готовящейся «большой чистки» партии второй половины 1930-х гг. Основных

и НЭП: Проблемы и противоречия. Дис. ... канд. ист. наук. Ростов-на-Дону, 1994; Вязь-митинова И. П. Организационные проблемы большевистской партии в условиях монополии на власть в 20-е годы. Дис. ... канд. ист. наук. М., 1994; Иванцов И.Г. Роль внутрипартийного контроля в укреплении и развитии ВКП(б) 1920-1929 гг.: На материалах Кубани. Дис. ... канд. ист. наук. Краснодар, 2005; Измозик В. С. Политический контроль в Советской России. Дис. ... д-ра ист. наук. СПб., 1995; Исаев А. Е. Политическая борьба в ВКП(б) в 1923-1929 гг. в освещении англо-американской историографии. Дис. ... канд. ист. наук. М., 1994; Кислицын С.А. Борьба ВКП(б) против правого уклона. Проблемы историографии 1920-х - первой половины 1930-х гг. Дис. ... канд. ист. наук. Ростов-на-Дону, 1984; Лозбенев И.Н. Взаимодействие экономических и социально-политических процессов в Подмосковье в годы НЭПа. 1921-1929 гг. Дис. ... канд. ист. наук. М., 2001; Макаров В. Б. Становление советского государственного управления, октябрь 1917 г. - середина 1920-х гг.: Эволюция доктрины и системы. Дис. ... д-ра ист. наук. Нижний Новгород, 2002; Мусаева З. А. Борьба за политическое лидерство в ВКП(б). 1924-1929 гг. Дис. ... канд. ист. наук. М., 1994; Назаров О.Г. Борьба за лидерство в РКП(б) и ее влияние на создание номенклатурной системы в 20-е годы. Дис. ... д-ра ист. наук. М., 2001; Па- ^ шин В.П. Партийно-хозяйственная номенклатура в СССР (Становление, развитие, упро- 2 чение, в 1920-х - 1930 гг.). Дис. ... д-ра ист. наук. М., 1993; Потапова И. Р. Формирование Ц командно-административной системы управления промышленностью (1926-1932 гг.). Дис. ... канд. ист. наук. М., 1993; Поташев А. Ф. Феномен троцкизма в отечественной общественно-политической литературе. Дис. ... д-ра ист. наук. Ростов-на-Дону, 1993; Ре- я брова Н. М. Судьбы сельского хозяйства в России в интерпретации общественно-поли- з тических сил 20-х годов. Дис. ... канд. ист. наук. Ростов-на-Дону, 1993; Роговин В. Партия ^ расстрелянных. М., 1997; Терещук С.В. Становление и развитие органов государственно- 8 го контроля в РСФСР-СССР: 1917-1934 гг. Дис. ... канд. ист. наук. М., 2005; Тимофе- о ева Л. А. Райком в системе местного городского управления в 1920-е годы: На примере.й источниковедческого изучения фонда Краснопресненского РК РКП(б) / ВКП(б) г. Мос- ^ квы. Дис. ... канд. ист. наук. М., 2003 и др.

3 В частности, см.: Тельман И. Рютин против Сталина. Бросивший перчатку всесильному горцу. £

[Электронный ресурс.] Режим доступа: http://mkisrael.co.il/article/2012/01/15/660697- -ц ryutin-protiv-stalina-.html (дата обращения - 04.01.2015). ^

4 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 823. Л. 51, 90. |

источников о деятельности М. Н. Рютина два: так называемое «реабилитационное» дело Рютина в 5 томах (РГАСПИ) и архив его дочери - Любови Мартемьяновны Рютиной, его она собирала всю жизнь, в том числе неизданные «тюремные» письма Рютина (1932-1936 гг.). Использовались как опубликованные источники5, так и архивные документы, хранящиеся в РГАСПИ: Ф. 17 - Центральный Комитет КПСС (ЦК КПСС) (1898, 1903-1991). В нем изучены протоколы заседаний, решения и постановления Политбюро ЦК ВКП(б), стенограммы заседаний Оргбюро и Секретариата ЦК ВКП(б); Ф. 56 - Пятнадцатый съезд ВКП(б) (1927); Ф. 57 - Шестнадцатая конференция ВКП(б) (1929); Ф. 58 - Шестнадцатый съезд ВКП(б) (1930); Ф. 74 - Ворошилов Климент Ефремович (1881-1969); Ф. 85 - Орджоникидзе Григорий Константинович (1886-1937); Ф. 89 - Ярославский Емельян Михайлович (наст. имя: Губельман Миней Израилевич) (1878-1943), Ф. 558 - Сталин (наст. имя: Джугашвили) Иосиф Виссарионович (1878-1953); Ф. 589 - Комитет партийного контроля при ЦК КПСС (КПК) (1952-1991); Ф. 613 - Центральная контрольная комиссия ВКП(б) (ЦКК) (1920-1934). Материалы фонда сосредоточены в четырех описях: Оп. 1 - протоколы пленумов, президиума, секретариата, партколлегии и «партийных троек» ЦКК; Оп. 2 - протоколы ЦКК по пересмотру, проверке и очистке партии (1921); Центральной проверочной комиссии ЦКК (1924-1926); Комиссии ЦКК

5 О работе в деревне. Резолюция XV съезда ВКП(б). КПСС в резолюциях. Изд. 9. Т. 4. М., 1984; Об итогах и дальнейших задачах колхозного строительства. Постановле-

союзной Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М.-Л., ^ 1927; Рютин М. Н. 1) Партия и рабочий класс. М., 1924; 2) Сменовеховцы и пролетар-^ ская революция. Ростов-на-Дону, 1924; 3) Единство партии и дисциплина. М.-Л.,1926; <3 XIV съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1926. Сталин И.В. 1) О правой опасен ности в ВКП(б). Речь на пленуме МК и МКК ВКП(б) 19 октября 1928 г. // Соч. Т. 11. ¿к М., 1949; 2) К вопросу о политике ликвидации кулачества, как класса // Там же. Т. 12. £ М., 1949; 3) Итоги первой пятилетки. Доклад 7 января 1933 г. на объединенном пленуме ^ ЦК и ЦКК ВКП(б) // Там же. Т. 13. М., 1951; Документы свидетельствуют. Из истории ^ деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1932 гг. М., 1989; Письма И. В. Ста-« лина В. М. Молотову. 1925-1936. Сборник документов / Сост.: Л. Кошелева, В. Лель-§ чук, В. Наумов, О. Наумов, Л. Роговая, О. Хлевнюк. М., 1995; Сталинское Политбюро си в 30-е годы. Сборник документов / Сост.: О. В. Хлевнюк, А. В. Квашонкин, Л. П. Коше-

8 лева, Л. А. Роговая. М., 1995; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскула-сГ чивание. Документы и материалы. 1927-1939. Т. 1: Май 1927 - ноябрь 1929 г. М., 1999; ^ Советское руководство. Переписка. 1928-1941 гг. М., 1999; Как ломали нэп. Стенограм-« мы пленумов ЦК ВКП(б) 1928-1929 гг. В 5 т. Т. 1: Объединенный пленум ЦК и ЦКК § ВКП(б) 6-11 апреля 1928 г. М., 2000; Т. 2: Пленум ЦК ВКП(б) 4-12 июля 1928 г. М., ^ 2000; Т. 3: Пленум ЦК ВКП(б) 16-24 ноября 1928 г. М., 2000; Т. 4: Объединенный пленум ^ ЦК и ЦКК ВКП(б) 16-23 апреля 1929 г. М., 2000; Т. 5: Пленум ЦК ВКП(б) 10-17 ноября ^ 1929 г. М., 2000; Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг. / Сост.: О. В. Хлевнюк, Й Р. У. Дэвис, Л. П. Кошелева, Э. А. Рис, Л. А. Роговая. М., 2001.

по проверке и чистке партии (1929-1930); Центральной комиссии ВКП(б) по чистке партии (1933-1935); Оп. 3, 4 - Положения, циркуляры, директивы, отчеты и сводки о работе ЦКК; переписка с гражданами, организациями и учреждениями (1921-1938).

Изначально на стенограмме под названием «Опрос тов. Рютина 20 сентября 1930 г.», более напоминающей допрос с пристрастием, был поставлен гриф «совершенно секретно», что лишний раз доказывает стремление руководителей Центральной контрольной комиссии ВКП(б) скрыть подлинные обстоятельства «Дела Рютина», еще несколько месяцев назад кандидата в члены Центрального комитета ВКП(б)6. Вопросы Мартемьяну Никитичу задавали два члена Президиума ЦКК - Е. М. Ярославский и М. Ф. Шкирятов. По тексту стенограммы можно судить, что они были осведомлены не только о единичной попытке Рютина привлечь к оппозиционной деятельности А. С. Немова, изложенной им в заявлении в ЦК.

Личность первого из них, Емельяна Михайловича Ярославского, в литературе достаточно хорошо описана, но в основном как бессменного руководителя Союза безбожников. До избрания в ЦКК в апреле 1923 г. на XII съезде он входил в состав Центрального комитета РКП(б), в течение года был секретарем ЦК партии7. Переизбрание на XIII съезде из состава ЦК в ЦКК, возможно, рассматривалось им, членом партии с 1898 г., как номенклатурное понижение, однако положение фактического руководителя ЦКК позволяло проявлять принципиальность и принимать по некоторым вопросам самостоятельные решения, порой с оттенками некоего партийного либерализма8. В одном из сохранившихся писем Ярославского к Г. К. Орджоникидзе9 он вынужден в связи с этим, допускаемым им иногда либерализмом, оправдываться, предлагая найти ему на замену человека «пожестче»10. С Рютиным они были из Прибайкалья, можно сказать, земляками, имели общих знакомых по дореволюционной деятельности в Сибири. Чуть менее чем за год до опроса, в августе 1929 г., Ярославский разбирал жалобу на Рютина секретаря!£

6 См.: Центральный комитет КПСС, ВКП(б), РКП(б), РСДРП(б): Историко-биографиче- ^

ский справочник / Сост. Ю. В. Горячев. М.: Издательский дом «Парад», 2005. С. 356-357. |

7 Ярославский Емельян Михайлович (1878-1943) - кандидат в члены ЦК в 1919-1921 гг.; »Я

член ЦК в 1921-1923 гг. Член ЦКК, Президиума ЦКК и Секретариата ЦКК в 1923- ^

8 В результате объединения в июне 1924 г. на XIII съезде РКП(б) Наркомата РКИ и ЦКК.й

в единый партийно-государственный орган председателем Президиума ЦКК являлся ^

нарком РКИ СССР. ¡3

9 Орджоникидзе Григорий Константинович (1886-1937) - в 1926-1930 гг. председатель

ЦКК - нарком РКИ СССР. $

Оп. 27. Д. 250. Л. 1. -3

Усть-Удинского райкома ВКП(б) Кибанова11. Тогда «дело» Ярославскому удалось закрыть, однако на этот раз, судя по жесткости перекрестного опроса, пощады обвиняемому ждать не приходилось.

Напарник Ярославского по опросу Рютина - Матвей Федорович Шкиря-тов, был моложе Емельяна Михайловича и по возрасту, и по партийному дореволюционному стажу, но не без основания считался более опытным в деле выявления явных и скрытых врагов партии, так как именно ему Политбюро ЦК РКП(б) доверило возглавлять еще в 1921-1923 гг. Центральную комиссию по проверке и чистке своих рядов12.

О подавшем заявление Александре Семеновиче Немове известно немногое. Родился он в 1898 г., в партии с 1917 г., в 1920-х - 1930-х гг. был в Москве на руководящей советской работе, возможно, участвовал в оппозиции. В мае 1937 г. занимал должность начальника 10-го Главного управления Наркомата оборонной промышленности СССР13. В своем заявлении он сообщал о встречах на отдыхе в Ессентуках с Рютиным, в ходе которых тот вел антипартийные разговоры14. Машинописную копию письма Немова в ЦК сохранила дочь Рютина - Любовь Мартемьяновна, и передала в конце 1980-х гг. публикатору стенограммы.

В заявлении Немова перечислялись «крамольные» высказывания Рютина о том, что политика правящего ядра в ЦК партии во главе со Сталиным губительна для страны, к весне 1931 г. наступит полнейшее ее банкротство, сложится положение, когда никакой формальной оппозиции не будет, но Сталина никто не поддержит, а политика «этого шулера и фокусника» Сталина будет разоблачена. Немов утверждал, что Рютин оценивал доклад Сталина на XVI съезде как «сплошное шулерство и надувательство пролетариата». Не упоминая на съезде о забастовках из-за тяжелого материального положения рабочего класса, Сталин издевался над рабочими, когда говорил, что их реальная заработная плата ^ повысилась, в то время как весь мир знает, что никогда не было такого тяжелого материального положения рабочих в СССР, как в последнее время15. Ста-^ линская политика коллективизации провалилась, крестьяне в колхозы не шли, и хлеб свой не отдавали, партии не доверяли, в стране наступил финансовый

^ 11 См.: Анфертьев И. А. «Такой ответ мог бы быть понят как нежелание отвечать Централь-

^ ной контрольной комиссии.» О преследовании иркутскими партийными чиновниками

а «опального» кандидата в члены ЦК ВКП(б) М. Н. Рютина. 1929 г. // Исторический ар-

3 хив. 2010. № 2. С. 177-185.

8 12 Шкирятов Матвей Федорович (1883-1954) - член ЦКК в 1923-1934 гг., секретарь ЦКК

^ в 1923-1927, 1930-1934 гг. н

13 В мае 1937 г. А. С. Немов был арестован и Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к расстрелу. Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 3 ноя->5 бря 1956 г. дело на А. С. Немова было прекращено за отсутствием состава преступления. 6 марта 1957 г. МГК КПСС, рассмотрев заявление жены А. С. Немова, реабилитировал его посмертно и восстановил в партии. РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 3. Д. 9355 (Т. 3). Л. 50. £ 14 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 3. Д. 9355 (Т. 3). Л. 50. С 15 Там же. Л. 27.

крах. Объяснение же властей, что мелкая разменная монета в стране отсутствует из-за распространения спекуляции, не что иное как очковтирательство. На самом деле всё это произошло из-за той же губительной сталинской политики16. По словам Рютина, выступления А. И. Рыкова и М. П. Томского на XVI съезде с раскаянием были напрасными, подлой была позиция Сталина в отношении Н. И. Бухарина, будто бы генеральный секретарь и его группа хотели, чтобы Бухарин «писал статьи покаявшегося грешника», но лидер правых передал сторонникам Рютина, что ни при каких обстоятельствах не напишет ни одной строчки. В таких условиях работа правых сводится к тому, чтобы всюду распространять среди рабочих мысль, что бедой и несчастьем для страны является «этот фокусник и шулер» Сталин17. Эту мысль следовало крепко внедрять на предприятиях и в деревне.

После того, как Сталина удастся отстранить от власти, или, как говорил в разговоре с ним, Немовым, Рютин, «смахнуть», с остальными его сторонниками будет легко справиться. Наличие в стране термидорианства является бесспорным фактом, говорил Рютин, необходимо в борьбе с генеральным секретарем объединиться с троцкистами. Расправа же с лучшими членами партии заставила всю партию молчать и «единогласно» поднимать руки. На вопрос Немова о том, кого же можно сейчас выбрать генеральным секретарем вместо Сталина, Рютин ответил, что никаких генеральных секретарей после устранения Сталина не будет. Во всяком случае его, Рютина, сторонники будут настаивать, чтобы партией управляли коллективно, ибо если будет генеральный секретарь, то нет гарантии, что не повторятся те же комбинации и фокусы, которые проводятся Сталиным. Состав Политбюро, утверждал Рютин, придется чаще менять, чтобы не засиживались, так как в основном нынешний его состав оторван от масс. Перед отъездом, сообщал в заключение Немов, Рютин оставил ему свой домашний адрес и просил обязательно поддерживать с ним связь в Москве. Причем, советовал работу по дискредитации Сталина вести только среди людей, хорошо ему известных и, учитывая ошибки прошлой оппозиции, вести эту работу с глазу на глаз. В том случае, если кто-либо провалится и вы- 2 даст его, то Немову следовало решительно отказываться от всяких обвинений. ^ При отсутствии каких-либо свидетелей их разговоров власти не смогут предъя- г вить им мотивированные обвинения. я

Сегодня трудно сказать, что побудило Немова написать письмо в ЦК, об- § рекавшее Рютина на репрессии, как нельзя определить и «процент» достовер- -а ности его содержания. Возможно, Немов считал своим партийным долгом про- "С информировать руководство партии о зреющих оппозиционных настроениях. .гз Не исключалось и другое - ему, ранее подозревавшемуся в связях с троцки- ^ стами, дали понять, что самого могут привлечь за недоносительство, если он ^ со всеми подробностями не изложит, возможно, с прибавлениями, характер ^

16 Там же. Л. 28.

17 Там же. Л. 25. оо

своих бесед с Рютиным. Вполне вероятно, что Немов добросовестно выполнил данное ему поручение по дискредитации Рютина. Оказавшись в числе причастных к делу Рютина, он, как и многие другие ему подобные, во второй половине 1930-х гг. был обвинен в контрреволюционной деятельности, арестован и по приговору Военной коллегии в мае 1937 г. расстрелян.

В архиве Л. М. Рютиной сохранилась объяснительная записка ее отца на имя Ярославского, написанная им 21 сентября 1930 г., уже после ознакомления с письмом Немова в ЦК. В ней он заявляет, что всё изложенное на 99 процентов является ложью, всё перевернуто и извращено, к правым он никогда не принадлежал и распространением взглядов правого уклона не занимался18. Рютин утверждал, что говорил с Немовым на курорте о хозяйственных и политических вопросах раза три-четыре, встречались у источника и на улице или в парке. Суть всех разговоров с Немовым сводилась к тому, что он, Рютин, никогда не был связан с группой Бухарина. А теоретических взглядов Бухарина и его последователей в области исторического материализма никогда не разделял. То же самое он мог сказать и о теории организованного капитализма, о теории мирного врастания кулацких кооперативных гнезд «в социализм», а также о теории самотека. Сталина же он даже тогда, когда в 1928 г. генеральный секретарь сместил его с должности секретаря бюро Краснопресненского райкома, считал самым крупным вождем партии, способным проводить в жизнь ленинские принципы. Он тогда допустил отступления от линии партии в вопросе о темпах индустриализации и в оценке положения в деревне. Но при этом считал, что Сталин напрасно ошельмовал его и «ловким маневром вытряхнул с партийной работы»19. Он считал это нечестным с его стороны поступком. Вот суть этой будто бы части его разговора. Что касается общего хозяйственного положения в стране, то в разговоре с Немовым он говорил лишь о том, что этот, 1930 г. будет весьма напряженным и не более. Особенно трудное положение бу-^ дет к весне 1931 г.20, в то время как Немов превратил эти слова в предсказание

краха партийной политики. От слов, что 1930 г. для страны мог оказаться весь-^ ма напряженным, он не отказывался, но в этом, утверждал Рютин, нет ничего и антипартийного и правоуклонистского. Вместе с тем он отрицал, что говорил о термидоре и забастовках. Всё это вымышлено от начала и до конца, так как он ^ не троцкист и не устряловец, чтобы говорить такую чепуху. Всё, что говорил а А. С. Немов о колхозах, - также ложь.

у И всё же исключение Рютина из партии можно было бы считать рядовым,

а примечательным лишь тем, что им занимался Президиум ЦКК21, а постанов-

У 18 РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 3. Д. 9355 (Т. 3). Л. 207.

19 Там же. Л. 2.

^ 20 Там же. Л. 205.

^ 21 См.: Анфертьев И.А. Стенограмма заседания Президиума ЦКК ВКП(б) от 23 сентября ^ 1930 г. Деятельность М. Н. Рютина против режима И. В. Сталина // Клио. 2004. № 4 (27). Й С. 33-45. С

ление Президиума утверждалось Политбюро ЦК ВКП(б)22. Однако это не так, если рассматривать ситуацию в контексте преследований Мартемьяна Никитича до и после исключения из партии. До сентября 1930 г. он подвергался преследованиям дважды: в 1928 г. был снят с должности секретаря Краснопресненского райкома ВКП(б) и выведен из состава бюро Московского обкома ВКП(б); в 1930 г. был снят с должности заместителя ответственного редактора газеты «Красная звезда». Оба раза его делом занимался лично Сталин, с которым Рютин имел смелость вступать в дискуссии. Однако после отстранения от работы в «Красной звезде» Рютин был назначен с повышением - председателем Управления фотокинопромышленности ВСНХ СССР23.

5 октября 1930 г., на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) было рассмотрено персональное дело Рютина, а уже на следующий день в газете «Правда» было опубликовано постановление Президиума ЦКК ВКП(б), в котором говорилось: «За предательски-двурушническое поведение в отношении партии и за попытку подпольной пропаганды правооппортунистических взглядов, признанных XVI съездом несовместимыми с пребыванием партии, исключить М. Рютина из рядов ВКП(б)»24. Под заголовком «Правых оппортунистов, предателей партии - вон из наших рядов!» в газете была опубликована редакционная статья, начинающаяся словами: «Постановлением ЦКК ВКП(б) исключен из партии Рютин. Исключенный из партии Рютин представляет собой типичный образец двурушника. Будучи секретарем Краснопресненского райкома, Рютин совместно с т. Углановым вел фракционную борьбу против ЦК. Он вместе со всей правой оппозицией пытался противопоставить партии и ЦК московскую организацию. Рютин вместе с т.т. Углановым и Бухариным обвинял партию в скатывании к троцкизму. Рютин вместе со всеми правыми боролся против политики индустриализации, против строительства колхозов и совхозов. Они объявляли троцкизмом организуемое партией социалистическое наступление на кулачество». Далее говорилось о том, что ленинская московская организация сняла свое бывшее правооппортунистическое руководство, обвиненное партией в правых взглядах. Некоторые товарищи, защищавшие эти!£ взгляды, под влиянием партийной критики якобы искренне отказались от них С! и активно стали участвовать в социалистическом строительстве. Рютин же, как ^ оказалось потом, не принадлежал к их числу. Несколько лет пребывания его ^ в большевистской партии не сделали этого бывшего меньшевика большевиком. |

22 Протокол Политбюро ЦК ВКП(б) № 11 от 5 октября 1930 г. п. 29: О Рютине (постанов- о ление Президиума ЦКК от 23-9-1930, протокол № 8, п. 2; Ярославский). Решено: «За.й предательски-двурушническое поведение в отношении партии и за попытку подпольной пропаганды правооппортунистических взглядов, признанных XVI съездом несовмести- ^ мыми с пребыванием в партии, исключить Рютина из рядов ВКП(б). Настоящее постановление опубликовать в печати». (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 799. Л. 7). .¡У

23 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 823. Л. 51, 90. ^

Но с открытой проповедью правооппортунистических взглядов стало трудно появляться в партийных организациях. Поэтому Рютин, как и некоторые другие правые, еще в октябре 1928 г. начал маневрировать. Признав на октябрьском пленуме МК в 1928 г. свои ошибки, он остался по-прежнему правым оппортунистом.

Эпиграфом этой статьи в «Правде» были слова Сталина: «Невозможно развернуть настоящую борьбу с классовыми врагами, имея в тылу их отражение»25. Недвусмысленно давалось понять членам партии, что время дискуссий и разговоров осталось в прошлом, наступила пора решительного искоренения инакомыслия, в какой бы форме оно ни выражалось. О том, что первый удар будет нанесен по членам партии, ранее предлагавшим внести коррективы в партийную линию, можно было судить по призыву, который предварял сталинский эпиграф: «Разоблачим до конца кулацких агентов, союзников контрреволюционного троцкизма - правых оппортунистов»26.

Рютин, отстраненный от партийной работы за примиренческое отношение к правому уклону, так ни разу и не проявил себя на деле как правый оппортунист. В связи с этим, уточнялось в статье, Рютин после поражения правых «голосовал, выступал и писал в защиту генеральной линии. Но это была одна сторона деятельности Рютина. Была еще другая работа, скрытая от партии. Тут был и действовал истинный Рютин, правый оппортунист и предатель партии». Да, утверждал автор статьи, Рютин предавал партию. «За спиной партии, пользуясь ее доверием, он пытался использовать трудности социалистического строительства для разложения партийцев. Он катился всё ниже со ступеньки на ступеньку. Рютин не только, как в свое время сменовеховцы, как это делают теперь многие правые, выжидал, что партия откажется от политики развернутого социалистического наступления, но он пытался вести подпольную работу против ЦК, как подлинный кулацкий агент». ^ Однако не все в партии приняли эти обвинения «за чистую монету». В частности, в день публикации статьи в «Правде» на собрании ячейки ВКП(б) Со-^ юзкино оценка поведения Рютина не была однозначно негативной. Сведения и об этом сохранились в протоколе заседания партколлегии ЦКК от 18 ноября 1930 г., в результате чего было принято решено «просить ЦК ВКП(б) обсудить ^ вопрос о положении в Союзкино»27.

а В ноябре 1930 г. в райкомы, горкомы и партячейки Московской партийной у организации было направлено закрытое письмо Московского обкома ВКП(б) ^ за подписью Л. М. Кагановича, в котором предписывалось зачитать его на за-£ крытых заседаниях, разработать план мероприятий и в месячный срок доло-

8 жить практические предложения28. В документе обстоятельно анализировалось « -

^ 27 РГАСПИ. Ф. 613. Оп. 1. Д. 186. Л. 52. С 28 Там же. Ф. 17. Оп. 86. Д. 97. Л. 2, 3.

положение в московских парторганизациях, давались оценки как внутреннему положению страны, так и внешнеполитическим событиям. О причинах исключения М. Н. Рютина из партии подробно говорилось в разделе «Вопросы внутрипартийной жизни». Однако в предыдущем разделе - «Обострение классовой борьбы и раскрытие контрреволюционных организаций» - видимо, совсем не случайно утверждалось, что социалистическое строительство «происходило и происходит в обстановке ожесточеннейшей классовой борьбы»29. В связи с этим за минувшие после XVI съезда ВКП(б) месяцы в соответствии с директивой Московского обкома партии была проведена массовая операция по «изъятию из деревни контрреволюционного кулацкого, антисоветского актива»30. Репрессиям подверглись около тысячи человек - бывших помещиков, полицейских и жандармов, торговцев, священников, в том числе около 150 эсеров. В ряде районов, отмечается в документе, были ликвидированы «кулацкие, повстанческие, эсеровские и террористические группировки, занимавшиеся терактами, поджогами, отравлением скота, распространением слухов о войне»31. Об обострении классовой борьбы, утверждалось далее, свидетельствовали и планы интервенции, которые вынашивали руководители так называемой Промпартии. Этому, с их точки зрения, благоприятствовала борьба троцкистов и правых уклонистов против руководства партии, поскольку налицо имелось идейное родство между платформами Промпартии, Трудовой крестьянской партии и платформой правого уклона. Таким образом, утверждалось в закрытом письме, контрреволюционеры идейно сомкнулись с правыми уклонистами и старались использовать их лидеров в своих целях, помогали им одержать победу внутри ВКП(б), «не гнушались и террором, создали террористическую группу, готовившую теракты в дни работы XVI съезда против Сталина, Ворошилова, Куйбышева, Молотова, а также против тт. Менжинского, Ягоды и др.»32.

В следующем разделе «Вопросы внутрипартийной жизни» отмечалось, что «партия разгромила правый уклон как кулацкую агентуру в партии, причем XVI съезд признал взгляды правой оппозиции несовместимыми с при- !£ надлежностью к ВКП(б)»33. Но правые уклонисты, отмечалось в документе, С! продолжили атаку на ЦК и ведут ее «подпольно, предательски, обманывая ^ партию, двурушничая, прикрываясь формальным согласием с генеральной ^ линией, наиболее ярко это подтверждается фракционной предательской ра- | ботой видного правого уклониста, ближайшего соратника Бухарина и Угла- ^ нова, бывшего секретаря Краснопресненского райкома - Рютина... Рютин- -с

ские оценки политики партии и положения в стране ничем не отличались "й

29 Там же. Л. 9. -3

30 Там же. £

33 Там же. оо

от оценок меньшевистско-белогвардейской эмиграции»34. Далее, Рютину вменялось в вину намерение «свергнуть руководство партии, возглавляемое т. Сталиным»35.

Ошельмованный публично в печати и не менее публично перед своими теперь уже бывшими товарищами по партии в закрытом письме Московского обкома, Рютин был арестован в ноябре 1930 г. Основанием для ареста стали агентурно-оперативные сведения. Вместе с тем разведывательные службы белоэмигрантских организаций доносили в свои центры, что Рютина арестовали за его связи с группой председателя Совнаркома РСФСР С. И. Сырцова36. Его сторонники выступали против методов индустриализации страны, которые проводились Сталиным. Однако на допросах в ОГПУ Рютин отрицал предъявленные ему обвинения. Менжинский вынужден был обратиться к Сталину с просьбой уточнить его дальнейшую судьбу, ссылаясь на то, что Рютин «изображает из себя невинно обиженного»37. Сталин на записке Менжинского приписал: «Нужно, по-моему, отпустить»38. 17 января 1931 г. Рютин был освобожден из тюрьмы с твердым намерением продолжить борьбу с человеком, который, по его твердому убеждению, вел страну и партию к неминуемой гибели.

Таким образом, подводя итоги изложенного документального материала, объективный исследователь обязан признать Сталина политиком, умеющим искусно лавировать в борьбе за власть, находить союзников, разыгрывать многоходовые операции, выжидать момент для атаки, отступать, когда того требуют обстоятельства, разыгрывать незаслуженно обиженного, а порой и оскорбленного недоверием руководителя. Некоторые историки полагают, и не без оснований, что культ личности Сталина начал формироваться в начале 1930-х гг., но в действительности стремление к собственному возвышению и впоследствии к обожествлению можно обнаружить на десятилетие раньше. Но в те годы не всем это бросалось в глаза, многие партийцы-руководители ^ списывали эти достаточно тревожные симптомы на неизбежные издержки обострившейся после смерти Ленина борьбы за власть. Однако после разгрома ле-^ вой, троцкистско-зиновьевской оппозиции и так называемых правых во главе и с Бухариным культ личности Сталина приобрел наиболее зримые очертания.

Это не могло не вызвать протесты в партийной среде, особенно среди тех пар-^ тийных работников, кто находился в достаточной близости от генсека, чтобы а трезво судить о его намерениях. В итоге Сталина можно назвать политическим у прагматиком, который в интересах своих политических выгод способствовал

а распространению мифов о собственной прозорливости и гениальности в борь-

* 34 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 86. Д. 97. Л. 11, 12. § 35 Там же. Л. 11.

^ 36 Старков Б. А. Дело Рютина // Они не молчали / Сост. А. В. Афанасьев. М.: Политиздат, ^ 1991. С. 158.

^ 37 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5282. Л. 1.

С 38 Там же.

бе с противниками Советской власти, которых он к тому же сам и назначал. Большинство из тех, кто оказывался по его воле разменными фигурами в политических играх, опускали руки, пасовали, отказываясь от продолжения борьбы. М. Н. Рютин оказался одним из немногих, кого не устроила предназначенная ему роль жертвы, кто не спасовал перед всесильным диктатором, а решил продолжить борьбу, но уже не в одиночку, а попытавшись создать подпольную организацию внутри ВКП(б).

Присутствуют т.т. Ярославский, Шкирятов; Рютин.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Зачитывает письмо тов. Немова.

Что вы скажете по этому поводу?

РЮТИН. Я, тов. Ярославский, считаю это безобразием от начала до конца.

ШКИРЯТОВ. Что он - врет?

РЮТИН. Лжет! На 99 % лжет!

ШКИРЯТОВ. Как же он выдумал всё?

РЮТИН. Да я вам расскажу относительно наших бесед.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Это было 8-10 раз.

РЮТИН. Это чепуха, конечно. Мы встречались раз или два. Один раз он ко мне приходил, потом встречались на водопое39. А 8-10 раз - это преувеличение. Он спрашивал, естественно, меня, какие мои взгляды. Я заявил, что с правыми я никогда не был целиком согласен, даже тогда, когда меня снимали40. Во-первых, по общетеоретическим вопросам, общетеоретической фило- ^ софской концепции Бухарина я был всегда решительным [ее] противником, § я никогда не был механистом. В отношении теории организованного капита- -лизма - я ни на одну минуту не разделял таких теорий. ^

Наконец, насчет мирного врастания кулака, никогда я этого не разделял. | Даже когда меня снимали [с партийной работы] я заявлял, что у меня были Д расхождения с партией по двум вопросам, относительно темпов индустриа- 8 лизации и политики партии в деревне. В отношении темпов, конечно, я был ° сторонником того, что мы должны придерживаться быстрых темпов, но когда д я выступил против Сталина на бюро райкома, о чем ЦК и ЦКК было известно. ^

ШКИРЯТОВ. Вы, товарищ, скажите нам, о чем вы с Немовым говорили? Н«

39 Вероятно, у санаторного источника. ей

40 М. Н. Рютин имеет в виду 1928 г., когда его по инициативе И. В. Сталина сняли с долж- .5

ности секретаря Краснопресненского райкома ВКП(б). оо

РЮТИН. Я всё расскажу подробно. Я говорил, что никогда не сходился с Бухариным, Томским и Рыковым в отношении международного положения. В этом отношении у меня никогда не было расхождений с партией. Оппортунистические элементы - я считаю, что процесс очищения должен идти дальше, что специфические условия развития капитализма привели к этому, хотя дело большевизации за последнее время продвинулось вперед. Я говорил, что в отдельных вопросах есть расхождения, я не скрываю, например, относительно районирования. Когда на Политбюро как-то мы встретились, и тов. Сталин с группой товарищей говорили относительно районирования, я сказал, я лично стою на той точке зрения, что целесообразнее было бы ликвидировать областные центры, а не окружные центры. В этом отношении и сейчас у меня есть [сомнения]. В отношении меня лично - даже когда меня снимали, - меня смешали с правыми, ошельмовали, и выступление тов. Сталина против меня на Оргбюро я считаю неправильным, недобросовестным, пришили меня к этой компании.

ШКИРЯТОВ. Это вы с Немовым говорили?

РЮТИН. Да. Потом я говорил о таких вещах, как относительно контрактации. Туда приехал тов. Муралов, который объезжал колхозы и индивидуальные хозяйства. Он приезжал и говорил, что с началом контрактации начали опять вырезывать скот. Я говорю - безобразие это, надо принять меры, чтобы это прекратить.

Когда он говорит, что я связывал себя с Рыковым, что мы правые - это безобразие, дальше которого пойти нельзя.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Я допускаю, что когда человек пишет, он может кое-что забыть или может сообщить не точно, но тут говорится о целом ряде вопросов, он говорит, что вы давали такую оценку, что политика партии во главе со Сталиным губительна и т. д. (читает).

РЮТИН. Я заявляю, что все это ложь от начала до конца. Причем теперь ^ у меня возникает мысль, чем объясняется этот документ. Я могу сказать, [что] когда мы боролись с троцкистской оппозицией, он сочувствовал троцкизму. Это ^ может подтвердить и теперешний секретарь Галкин и работники К[онтрольной] и к[омиссии]. Он у нас был на подозрении. Я его вызывал и лупил.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Какое это отношение имеет? щ РЮТИН. Вот, например, в отношении районирования я высказывался, а в отношении этой компании [против правых мы] говорили, что пришили меня. у Но то, что я говорил, того он не написал, а написал то, чего я не говорил.

а ЯРОСЛАВСКИЙ. А вот, например, относительно доклада Сталина на съез-р

£ де (читает). Такие конкретные вещи.

® РЮТИН. Неверно. Я вам расскажу, каким образом это было. Я заявляю,

§ я считаю, что доклад Сталина в основном совершенно правилен, но некоторых

^ вопросов, я считаю, он не коснулся. Но сказать, что это шулерство [со стороны

Немова], так передергивать...

н ЯРОСЛАВСКИЙ. Вы говорили, что он в докладе не коснулся вопроса о за-

С бастовках.

РЮТИН. Я не могу сказать, потому что о забастовках сам ничего не знал.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Такого разговора не было?

РЮТИН. Не было.

ЯРОСЛАВСКИЙ. И о зарплате ничего не говорили?

РЮТИН. И о зарплате ничего не говорил.

ЯРОСЛАВСКИЙ. А о том, что политика партии с колхозами провалилась?

РЮТИН. В отношении колхозов я опять говорю, у меня были сомнения, и сейчас я не скрываю. То же и относительно районирования.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Тут вопрос не о колхозах, а тут прямо говорится: «Политика в отношении колхозов явно провалилась».

РЮТИН. Он меня спросил, как ты смотришь на колхозы. Я сказал, я считаю политику безусловно правильной, но перегибы, которые были в этом отношении, причинили нам много беды. Относительно ЦК я не говорил. Как я мог говорить, когда мы имеем в колхозах 30-40 % [крестьян]?

ЯРОСЛАВСКИЙ. Насчет финансового краха, что отсутствие мелкой разменной монеты [надо] объяснять спекуляцией - это очковтирательство.

РЮТИН. Он надергал это всё, что сам говорил. Он сам говорил, что объяснять одной спекуляцией это - нельзя. Я сказал - не могу этого объяснить, потому что я не в курсе дела. Мы спорили с Гончаровым, который там был. Гончаров говорил: «По-моему, напрасно ЦК придерживается таких мероприятий, нужно выпустить какие-нибудь боны». А я сказал, наоборот, политика ЦК правильна, потому что если выпускать боны, то это может осложнить положение в дальнейшем, и ЦК, когда он не идет по линии наименьшего сопротивления, прав. Так я говорил с Гончаровым и с Немовым, но говорил, что перегнули палку в отношении выпуска бумажных денег. Но нельзя же, в конце концов, когда говоришь с членом партии, в совершенно лояльных формах, думать, что он что-то выдумает, передернет, тут пропустит, там вставит словечко, и получится такая вещь.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Это чепуха, думать, что члены партии, встречаясь, не будут говорить о политике партии даже во время отдыха.

РЮТИН. Причем я больше всего говорил о теоретических вопросах. Я про- !£ чел теорию прибавочной стоимости Маркса и Гегеля.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Тут вопрос не о Гегеле. Тут у нас документ, который го- ^ ворит о том, что товарищ, который был в ЦК партии, ведет такую работу, которую нельзя характеризовать иначе, как двурушничество.

РЮТИН. Конечно, если бы это было так. ^

ЯРОСЛАВСКИЙ. Говорить, что я голосую за линию партии и стараюсь показать себя сторонником линии партии, а ведет такую подготовку, которая говорит, что мы ведем гибельную политику, что неизбежен кризис, и что большинство поймет неизбежно эту гибель.

ШКИРЯТОВ. Немов пришел, можно его позвать и сказать, что т. Рютин всё § отрицает.

РЮТИН. На 99 %.

ШКИРЯТОВ. О Сталине говорили? I

РЮТИН. Я сказал, я считаю, что когда он выступил и сказал, что я примиренец, он меня ошельмовал. Тут все ложь на 99 %. ЯРОСЛАВСКИЙ. Тогда давайте вызовем Немова.

В присутствии тов. НЕМОВА.

РЮТИН. Так-то, значит, брат. Здорово ты подтасовал. ЯРОСЛАВСКИЙ. Тов. Рютин говорит, что на 99 % это неправда. НЕМОВ. Я не сомневался, что Рютин будет отрицать, потому что Рютин дал такую установку, чтобы вести эти разговоры с глазу на глаз, без свидетелей. РЮТИН. Безобразие.

НЕМОВ. Чего там, Рютин, ты лучше говори по-большевистски, прямо. РЮТИН. Не втирай очки. Я знаю, когда ты был с троцкистами. НЕМОВ. Я полагаю, что будет целый ряд товарищей, которые это подтвердят. В конце концов, это выяснится. Рютин подходил к этому осторожно, постепенно, вводил меня в курс вопросов, о которых я писал. РЮТИН. Где это было? НЕМОВ. В Ессентуках, раз 8 или 10. ЯРОСЛАВСКИЙ. Тов. Рютин говорит, что 2-3 раза. НЕМОВ. Когда я был у Гончарова. РЮТИН. Ты сам пришел ко мне.

НЕМОВ. Я принес [фото]карточки Гончарову, я его снимал, и принес карточки. Зашел Рютин, потом говорит, пойдем вниз, он взял меня под руку, пошли вниз. Это была вторая наша беседа. Тут ты говорил уже более подробно. Третий раз, когда мы воду пили, четвертый раз, когда мы ходили к одному парню, который жил в санаторий Калинина. _ ШКИРЯТОВ. Герасимович.

^ НЕМОВ. Пятый раз, когда мы встретились в парке, ты шел с кружкой отО

туда, а я туда. Говорили о тех же вещах. Я, конечно, не записывал. ^ ШКИРЯТОВ. Оказывается, встречались не 2-3 раза. и РЮТИН. Встречались больше, но говорили не каждый раз.

НЕМОВ. Еще говорили около санатория. ^ РЮТИН. И ты каждый раз пытался меня прощупывать. а ЯРОСЛАВСКИЙ. Дело не в том, кто кого прощупывал, а что имела место у такая работа.

^ ШКИРЯТОВ. Что он говорил о Сталине?

£ НЕМОВ. Фокусник, шулер, комбинатор, который доведет страну до гибели, ® самое позднее это будет весной. Сначала говорил, что осенью, а потом, когда § приехал из Кисловодска, говорил, что весной, и что наша установка, что нужно ^ его смахнуть, а когда мы его смахнем, тогда мы справимся.

Скажи, Рютин, говорил ты, сколько у меня хозяйственников знакомых, и кто является надежным.

РЮТИН. Лжешь!

НЕМОВ. И что нужно подготовлять людей на предприятиях, чтобы в нужный момент ударить, и чтобы заключить блок с троцкистами.

РЮТИН. Ты сам был троцкистом.

НЕМОВ. Что наша установка в отношении экономики безусловно правильна, а их41 установка была губительной, потому что Сталин ее проводит и проваливается. Но в отношении внутрипартийной демократии они безусловно были правы, и на этой основе можно с ними договориться.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Насчет термидорианства.

НЕМОВ. Почему нужно быть острожными? Потому что лучших товарищей ссылают, исключают, одно слово и кончено. Факты термидорианства у нас налицо. Как же иначе такую расправу расценивать?

ШКИРЯТОВ. Насчет Максимова.

НЕМОВ. Он говорит, я поеду туда, Максимов пользуется большой популярностью среди московских рабочих, с ним нужно поговорить. Но потом, когда приехал, сказал, что нужно быть очень осторожным, потому что ребята ругаются.

РЮТИН. А Максимову я ничего не говорил. Я спросил его только в отношении Велостроя.

ШКИРЯТОВ. А о трудностях наших говорили?

РЮТИН. Ничего не говорил. Так как я до настоящего времени нахожусь под подозрением, то я так и знал, что люди будут подтасовывать факты.

ШКИРЯТОВ. Вы говорили с Максимовым, что у нас адски трудное положение в стране и т. д., а Максимов говорит, почему и вы мне всё время задаете такие вопросы относительно трудности положения.

РЮТИН. Видите, товарищи, если так дело стоит, то я просто вынужден буду отказаться от показаний.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Ни один член партии не имеет права отказываться от показаний. Если ты считаешь себя членом партии...

РЮТИН. Считаю.

ЯРОСЛАВСКИЙ. .если ты думаешь, что тебя шантажируют, ты обязан говорить.

РЮТИН. Например, относительно термидора. Когда я глубоко верю в силу пролетарской революции, говорить относительно перерождения нашей партии - это черт знает что такое. Говорил я, что я за медленные темпы индустриализации?

НЕМОВ. То, чего ты не говорил, того я и не пишу. Я пишу то, что ты гово- ^

рил. Ты меня не экзаменуй, а скажи прямо - говорил ты, что если засыпешься, то надо вести [в этом случае дело] прямо на отказ. РЮТИН. Лжешь, лжешь, мерзавец, лжец!!!

41 Речь идет о Л. Д. Троцком и его последователях.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Нельзя этого допускать, тогда он тоже имеет право назвать вас мерзавцем. Если я допущу такую вещь в отношении к нему, я должен буду допустить, что и он вас будет называть мерзавцем, а потом вы будете бить друг друга по физиономии. Это не разговор в партийном учреждении.

РЮТИН. Говорил ли я, что я никогда не сходился с Рыковым и Бухариным, даже когда меня снимали.

НЕМОВ. Нет. Вот это ты действительно врешь. Говорил, что напрасно выступали Томский и Рыков на съезде42, потому что их всё равно бы выбрали. Это ты говорил у себя на даче. Ты говорил: «Бухарин нам передал, что он ни слова об этом больше писать не будет».

РЮТИН. «Нам» - это значит фракции?

ЯРОСЛАВСКИЙ. Ну для нас ведь не секрет, что правая фракция существовала.

РЮТИН. Я заявляю, что я в течение двух лет не виделся с Бухариным.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Я тоже давно с ним не виделся, но вчера я получил один документ, который доказывает, что он не может встать на правильный путь.

ШКИРЯТОВ. Когда я задал вопрос Максимову, спрашивал ли он о внутрипартийном положении, он сказал, что нет, он всё время меня выспрашивал. Я сказал, что Рютин с вами говорил. Он говорил: «Приехал в первый раз, увидела его одна женщина, говорит: Рютин приехал. Мы повидались с Рютиным, потом пошли, Рютин стал заговаривать относительно философских вопросов, а кроме того стал спрашивать, где он работает. Максимов рассказал, что он работает в Индустрое, потом вы стали говорить, что наше положение весьма тяжелое, а Максимов сказал: конечно, отдельные трудности есть, но мы строим, растем и т. д. Потом, он говорит, разговор перешел на другие темы». После этого, когда приехал Максимов к вам, опять Рютин переходит к этому вопросу. Был тогда и Немов.

^ НЕМОВ. И женщина, которая работала в Совкино, управделами, что ли.

ШКИРЯТОВ. Он говорит: «Рютин стал опять сводить разговор на то, что ^ внутреннее положение трудное, а я сказал, какого черта ты всё время об этом и мне вопросы задаешь».

РЮТИН. Когда я приезжал в Ессентуки, мы говорили по хозяйственным во-^ просам, а по общим вопросам не говорили совершенно. Мы говорили по хозяй-а ственным вопросам, когда встречались где-то на дорожке в Кисловодске в пар-& ке. Встретились и заговорили, причем он сказал: «Как дела». Я говорю, трудно ^ работать, общее хозяйственное положение тяжелое, а как у тебя. Он говорит: ° «Трудно работать, очень тяжело». Потом я сказал, какое положение в кино, что ® не обращают внимания, считают, что там одни артисты и т. д. Я не знаю, но не § исключено, что я начал говорить, а может быть, он спросил, как работа, какое ^ у вас положение в Фотообъединении. Я рассказал - какие трудности. Но чтобы я обязательно начал.

С 42 Имеется в виду XVI съезд ВКП(б), прошедший в июле 1930 г.

ШКИРЯТОВ. Дело не в том, чтобы вы всё время говорили, что у вас всё хорошо. Важно, в какой перспективе идет это обсуждение. Вот, например, Немов, член партии с 1917 г., он написал этот разговор по поводу вашего отношения к тов. Сталину, по поводу разменной монеты, по поводу трудностей, по поводу выступления Сталина на съезде, что он не говорил о забастовках в стране. Что Каганович предлагал вам выступить на съезде. Об этом вы говорили?

РЮТИН. Говорил. Я сказал, меня до сих пор подозревают, что я имею отношение к группе Бухарина. Между прочим, подошел Каганович и говорит, что мы выставляем вашу кандидатуру в ЦК. Я удивился, я этого не ожидал в связи с грубейшими ошибками, которые мною были допущены43. Тов. Каганович предлагает мне выступить. Было такое положение: я уже записался по хозяйственным вопросам, я хотел говорить по вопросам кино, но так как мне [в прениях слово] не досталось, то я договорился с Кагановичем, что я напишу статью. Статью я написал.

ШКИРЯТОВ. Это вы говорили с Немовым?

РЮТИН. Да. Показал эту статью Сутырину, но он сказал, что теперь следовало бы написать несколько иначе, чем она написана, съезд кончился, надо было уезжать в отпуск, я говорил с Кагановичем, он сказал: «Приедете после отпуска и напишете».

ШКИРЯТОВ. А о Сталине и проработке вы ничего не говорили? РЮТИН. Я связывал это с его выступлением [на XVI съезде], но относительно общего руководства ничего не говорил, когда приехал Козлов, я говорил, что снимают людей, но я считаю, что Сталин выше и крупнее всех [оппозиционных деятелей в партии] и никогда не сделает ошибок, которые делают они.

ШКИРЯТОВ. Речь не о том, что вы говорили с Козловым, а что вы говорили с Немовым.

НЕМОВ. Относительно разговора с Кагановичем он действительно говорил о статье, чуть ли не в столовой с ним встретились, - «когда Каганович сказал, что он выставляет мою кандидату [в члены ЦК], я понял, что он хочет, но так как я в корне не согласен [с проводимой линией партии], то я сказал, что может быть!£ лучше написать статью, но потом уехал в отпуск и так и увернулся от этого дела». С! ЯРОСЛАВСКИЙ. Вы спорили с Рютиным или не возражали? ^

НЕМОВ. Целый ряд вопросов мне не был ясен, когда он говорил, что Ста- ^ лина нужно убрать, установить другое коллегиальное руководство, я сказал - | вообрази, у нас нет более авторитетного человека, завтра Сталин уйдет, кого ^ надо выбрать генеральным секретарем? Он говорит: «Вообще не должно быть -с генерального секретаря, должно быть коллективное руководство, иначе нет гарантии, что опять не будет таких фокусов и комбинаций, которые сейчас устра- ^

ивает Сталин и что опять не начнется положение, которое мы имеем сейчас». ^ -

43 Имеется в виду публикация М. Н. Рютиным написанной им передовой статьи «Ликвидация кулачества, как класса» в газете «Красная звезда» от 16 января 1930 г. и статьи- ^ опровержения И. В. Сталина «К вопросу ликвидации кулачества, как класса» в «Красной.5 звезде» от 21 января 1930 г. оо

РЮТИН. Наоборот, ты пытался подъезжать ко мне еще в ВСНХ. Он пытался выяснить мою позицию, спрашивал, какая моя точка зрения сейчас. Я сказал, никогда я с Бухариным, Томским, Рыковым не был целиком согласен, даже когда меня снимали. У меня было две коренных ошибки, я был противником темпов, которые были взяты, т. е. я стоял за быстрые темпы, но говорил, что они должны быть проверены на практике. Вторая ошибка в отношении политического положения деревни. В дальнейшем, в декабре и январе, я уже голосовал вместе [с другими членами партии одинаково].

ШКИРЯТОВ. Чем же вы объясните, что Немов всё так неверно говорит?

РЮТИН. Я Ярославскому уже сказал, [что] мы с Немовым дрались во время троцкистской оппозиции.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Он и со мною дрался, тогда должен и ко всем нам иметь недоверие.

ШКИРЯТОВ. А в чем выразилась эта драка?

РЮТИН. Он в скрытой форме оказывал содействие троцкистам. Он был тогда директором Лаборснабжения и [мы] его вызывали [в райком партии] и нажимали.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Сняли вы его с работы, исключили из партии?

НЕМОВ. Вынесли ли мне вообще какое-нибудь наказание?

РЮТИН. Вы в скрытой форме оказывали содействие троцкистам и боролись с нами.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Что же вы сделали, исключили из партии, сняли с работы?

РЮТИН. Оппозиция была разбита, и тов. Немов незаметно отошел.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Если он отошел от оппозиции, то почему же он должен сейчас быть против вас?

РЮТИН. Я вызывал его и говорил, что вы не двурушничайте и т. д. Он тогда такими фокусами занимался. Приходил секретарь ячейки, мне сказал, что надо его вызвать, что Немов ведет [оппозиционную] работу, связан с троцкистами.

НЕМОВ. Будучи секретарем райкома, вы, зная, что председатель треста ведет троцкистскую работу, хотя бы в скрытой форме, он должен был вызвать меня и довести до сведения, но я заявляю, что никогда меня Рютин не вызывал, никогда я с Рютиным не дрался и вообще ни с кем из районного комитета партии не дрался, и друг против друга мы не выступали. Никто меня не вызывал и не говорил. Это абсолютная ложь.

у РЮТИН. Галкин может подтвердить.

^ НЕМОВ. Ни Рютин, ни Галкин меня не вызывали и со мной не говорили. £ Я не знаю, почему он хочет мне приписать троцкизм, [наверное], чтобы оправ-

дать свою работу. Никогда со мной никто не говорил, никогда не вызывал.

РЮТИН. Галкин может подтвердить, что он вел скрытую троцкистскую работу, и во-вторых, что я с ним говорил по этому вопросу.

^ ШКИРЯТОВ. Галкин при этом был?

РЮТИН. Галкину я во всяком случае говорил.

НЕМОВ. А может быть, вспомнишь, когда ты меня вызывал. Когда это было?

РЮТИН. У меня столько народу было.

НЕМОВ. Ну, зимою, летом.

РЮТИН. В октябре, в декабре44.

НЕМОВ. Октябрь, ноябрь, декабрь я был за границей и приехал в феврале. Я уехал во время октябрьских торжеств. Я вернулся в феврале 1928 года. Как он мог меня вызывать во время борьбы.

РЮТИН. Это могут подтвердить свидетели.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Это отводит нас в строну, потому что, даже если допустить, что Немов был троцкистом, и вы его вызывали, то я не понимаю, какое это имеет отношение к делу. Я тоже боролся против троцкистов не меньше Рю-тина, почему же Немов избрал Рютина и пишет о нем то, чего не было.

РЮТИН. Мне непосредственно приходилось с Немовым сталкиваться. Ваше положение совсем другое.

НЕМОВ. Если считать, что Немов имеет что-нибудь против Рютина, то [вот] еще факт. Когда нашу фабрику Рухимовича обследовала главная инспекция ВСНХ, и встал вопрос о том, чтобы меня снять, Рютин выступил и заявил, [что] Немова во что бы то ни стало нужно оставить. Это было в феврале месяце в разгар борьбы с троцкистами. Не было никаких столкновений. Почему же это так.

ШКИРЯТОВ. Совершенно непонятно, почему же Немов выбрал Рютина. Вы говорите, что он был скрытым троцкистом, и что была борьба, а оказывается, нет никакого постановления против Немова, наоборот, вы выступали в его защиту. Но в районном комитете были и другие лица, которые боролись с троцкистами, почему же он обязательно на вас напал. И тут же вы говорите: всё, что написано Немовым, всё это ложь. Не могу поверить, что вы не говорили с ним, что вы не говорили о разменной монете, о выступлении Сталина.

РЮТИН. Я говорил, но всё это извращено. По пунктам могу сказать, что я говорил и чего не говорил. Относительно разменной монеты говорил я следующее: затруднения в Москве и в провинции с разменной монетой - очевидно, кроме вредительских элементов, выпущено излишнее количество денег. Но делать!£

из этого заключение, что у нас финансовая катастрофа - это, конечно, чепуха. а

Дальше, вы говорите, почему Немов так поступает. Я сам удивлен, но я был ^ не рядовым работником, я был руководителем райкома, борьба велась в обостренных формах. Насколько мне помнится, я защищал и многих других. Когда | я вижу, что человек отходит как политический руководитель, я должен был отвлечь человека от пути, на который он встал. -а

НЕМОВ. Когда говорили относительно денег, помнит ли тов. Рютин, что он говорил о статье Брюханова, что всякий грамотный член партии поймет, что это очковтирательство относительно мелкой разменной монеты. Я, по совести ^ сказать, этой статьи не читал. Он говорит: «смешно, только люди, выжившие § из ума, или этот идиот, как он выразился, Брюханов, могут сводить всё это

44 Видимо, речь идет борьбе с оппозицией осенью 1927 г. оо

к спекуляции». «Это вызвано общим экономическим положением. Если расстреляют одного-двоих, разве можно этим изжить затруднения. Это чепуха».

РЮТИН. Я считал, что статья Брюханова не исчерпывающая, что выдвигать только этот [аргумент], может, неправильно. Но никоим образом я не связывал этого с политикой партии. В «Правде» много статей, которые я критиковал, но я сомневаюсь, отражает ли эта статья линию редакции «Правды».

ЯРОСЛАВСКИЙ. Тов. Рютин, вы понимаете, что речь идет о серьезных вещах, речь идет о том, может ли партия допустить такие вещи, вопрос идет о пребывании в партии. Когда член партии говорит о смене руководства, о дискредитации его45 и т. д.

РЮТИН. Бесспорно.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Я прошу вас вспомнить, как всё это было и изложить.

РЮТИН. Тогда вы дайте мне этот документ, и я постараюсь изложить.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Мы его не перепечатывали и не давали никому, этот напечатал Немов лично.

РЮТИН. Я по каждому пункту отвечу.

НЕМОВ. В отношении оценки Сталина как ты говорил, в отношении руководства.

РЮТИН. Скажу, скажу.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Сначала 99 % было неправды, 2 раза только разговаривали и обо всем этом не разговаривали. А теперь выходит, что по всем вопросам разговаривали, из разговоров выясняется, что не 99 % неправды, а многое подтверждается.

РЮТИН. То, о чем он писал, я об этом не разговаривал и не мог разговаривать с членами партии. Всё можно так извратить, что получится такая картина, передернут одно, выкинут другое.

НЕМОВ. Ну, Рютин, неужели я мог выдумать от начала до конца. _ РЮТИН. Ты извратил на 99 %.

^ НЕМОВ. Я должен со всей ответственностью заявить, я пришел к убежде-

нию, что по всему, что Рютин говорил, это самый завзятый реакционер, я даже

^ должен так сказать: я прочел эту книжку показаний, - тебя можно поставить

и рядом с Кондратьевым, а по некоторым вопросам даже хуже.

РЮТИН. Такими вещами не занимайся! Клеветник! Кондратьев стоит ^ на точке зрения термидора, а [я] глубоко верю в силу пролетарской револю-

а ции, я не допускаю мысли о перерождении партии, я тебе не мог этого гово-

у рить, и кто меня знает продолжительное время, тот этому не поверит никогда.

я Я не только на точке зрения Кондратьева, но и на точке зрения Теодоровича

£ не мог стоять, если это проверено по линии К[онтрольной] к[омиссии]. ® ЯРОСЛАВСКИЙ. К[онтрольная] к[омиссия] ничего этого не проверяла. § РЮТИН. Ни [то], что мы рано совершили социалистическую революцию ^ и что мы погибаем, - этого я не мог говорить никогда. А относительно Рыкова \ор я никогда не был целиком согласен, несмотря на то что мною были допущены

н ошибки. Тут уже прямая попытка фракционной связи.

45 Имеется в виду дискредитации И. В. Сталина.

НЕМОВ. Ты говорил, мы считаем, что выступления Троцкого46 и Рыкова ошибочны, не надо было им выступать, всё равно их бы [в состав ЦК] выбрали. Выступление [на съезде] с раскаянием это ошибка.

РЮТИН. Как я мог это говорить, когда я ничего общего с ними не имел? НЕМОВ. А как ты мог сказать?

РЮТИН. Их выступление расценивалось мною как неискреннее. Официальная оценка такая. У меня примерно такие же настроения были как у Андреева. Сначала я считал, что выступление Томского является искренним, но будущее покажет, как он будет вести себя. НЕМОВ. Ловкий ты!!!

ЯРОСЛАВСКИЙ. Я предлагаю тов. Рютину изложить более точно. Он просит дать ему на руки заявление тов. Немова. ШКИРЯТОВ. Зачем его распространять. РЮТИН. Тогда я могу так [более точно] написать.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Я говорил, что сначала выходило, что тут на 99 % наврано, а потом оказалось очень многое так, как и было. РЮТИН. Можно всё извратить до неузнаваемости.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Мы же не будем извращать. Что же мы, со Шкирятовым, будем врать, что ли?

ШКИРЯТОВ. Там все вопросы, о которых каждый член партии может говорить, о разменной монете и т. д. Но важно, как говорится, как ведется подготовка этой работы.

РЮТИН. Хотите верьте, [но] я целиком не разделял их теоретических взглядов по вопросам международной политики, по вопросам Коминтерна, ни капли разногласий с партией у меня не было. В отношении тов. Сталина у меня были отступления, но я всегда оценивал его как самую крупную фигуру, хотя я говорил относительно [его] недостатков, [потому] что надо сохранить эти кадры47. Это [было] примерно в декабре месяце . В разговоре с Ворошиловым я заявлял, что с Бухариным, Томским, Рыковым не пойду. В вопросе об индустриализации у меня были ошибки, но сейчас расхождений нет. Относительно!£

оценки положения в деревне не говорил совершенно. Я сказал, что как-то С! встречался со Сталиным на Политбюро, когда намечался вопрос относительно ^ районирования, я высказал тогда, что целесообразнее было бы ликвидировать ^ не окружные, а областные центры. В отношении этого у меня были сомнения. | НЕМОВ. Этого ты не говорил, ты не сочиняй, об этом ты ни слова не гово- ^

рил, честное слово, это ты выдумываешь. Ты говорил, что установка относи- -с тельно коллективизации сельского хозяйства гибельна.

ШКИРЯТОВ. А если бы и говорил, то что же тут особенного? ^

НЕМОВ. Вот в отношении оценки статьи Брюханова я признался, что я ее ^ не читал, и я не писал этого в заявлении, теперь вспомнил. §

РЮТИН. Ты и это пытаешься связать с общей линией партии.

46 В тексте опечатка, имеется в виду М. П. Томский. "Ц

47 Вероятно, имеются в виду представители так называемого правого уклона.

НЕМОВ. Как ты не хочешь сказать, что основной вопрос к этому сводился.

РЮТИН. И другие товарищи в санатории оценивали эту статью как слабую статью.

НЕМОВ. Дело не в том, что написал Брюханов, а что это является политикой партии. Главным образом ты напирал на [политику] Сталина. Вся беда, всё несчастье от того, что Сталин управляет. Вот ты говорил, на собраниях все резолюции проходят единогласно, это характерно, а наши пропагандисты, когда приезжают, говорят, мы уже так забрехались, что никто нам не верит.

РЮТИН. Выходит, что я целиком высказывался, а он только меня слушал, как я соловьем пою. Здесь что-то не так. Ты тоже говорил относительно трудностей и говорил в таком же порядке. Он не возражал, когда я высказывался относительно бухаринской статьи, когда я высказывался относительно отношения к правым, ничего.

НЕМОВ. Ничего этого я не спрашивал.

РЮТИН. Нет, ты сказал, а какое твое отношение к позиции правых. Ты солидаризировался со мной, что их позиция правильна.

НЕМОВ. Послушайте, товарищи, выходит так, что не только он говорил, но и Немов говорил, что и он давал ту же самую оценку.

ШКИРЯТОВ. Для характеристики вопроса скажите, был ли какой-нибудь разговор о Коган?

РЮТИН. Не помню.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Что приехала игуменья.

РЮТИН. Нет, тут дело такое, на Красной Пресне звали «мать игуменья» Беленькую.

НЕМОВ. А к чему это было?

РЮТИН. По совести, откровенно, не помню почему я это сказал. Но во всяком случае не в связи с общей политикой партии. ^ НЕМОВ. Вот ты сказал, что игуменья приехала и при ней ни гу-гу, и что когда она сидит за столом, то как она ни пытается заговорить, все как в рот воды набрали. ^ РЮТИН. Она говорила, что сейчас продовольственное положение улучшись лось в связи с тем, что построили по районам палатки, стало значительно лучей

ше, и что из дому ей писали, что продовольственное положение стало лучше.

НЕМОВ. Вот что ты говорил. Он объясняет все продовольственные затруднения тем, что не хватает палаток. Продовольствия много, но нет палаток. Ты

у говорил: «и хватает же у человека нахальства так врать. Мы сидим, все молчим, я за исключением одного чинуши, который всё время ей поддакивает». Не пом-£ ню, о ком это ты говорил, кто этот чинуша.

Я думаю, Рютин хуже делает, что он так отпирается, если еще тебя прижмут некоторые товарищи, которые всё это подтвердят, будет еще хуже. Ты должен правду сказать, потому что я убежден, что подтвердят и другие товарищи, если

\о ЦКК возьмет их [в оборот] как следует.

н РЮТИН. Что ты занимаешься клеветой. У меня есть ряд товарищей, кото-С рые знают мои позиции.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Кончим на этом. Я тов. Рютину сказал, что речь идет об очень серьезном, о двурушничестве, о самой возможности оставления в партии.

РЮТИН. Я напишу всё это.

НЕМОВ. Я хотел бы, чтобы он при вас еще сказал: когда мы стояли с тобой и подошел Бубнов - это который раз было 8-й или 10-й, - и мы как раз говорили об этом, это было уже накануне отъезда, и ты давал мне свой адрес, куда к тебе заходить и т. д.

РЮТИН. И ты мне давал.

НЕМОВ. И я давал тоже. И подходил тов. Бубнов, и ты сказал: «вот с такими людьми я всегда полностью поддерживаю линию партии, и виду не подаю. Я подойду к нему, мне нужно кое-что узнать».

РЮТИН. Конечно, двурушничество.

НЕМОВ. А как ты мне сказал?

РЮТИН. Я просто подошел к Бубнову и спросил его относительно.

НЕМОВ. Ты же говорил: «я всегда с такими людьми поддерживаю линию партии, тут нужно ухо держать востро».

ШКИРЯТОВ. Уже считал вас своим?

РЮТИН. Клеветник.

Когда написать вам?

ЯРОСЛАВСКИЙ. Сегодня.

РЮТИН. Я несколько расстроен. я не знаю. я попытаюсь в течение суток написать. Очевидно, от руки написать.

ЯРОСЛАВСКИЙ. Лучше от руки, конечно. Другим лучше не давать.

РЮТИН. Пока это дело разберется, я не смогу работать. Шведченков уехал в отпуск, работы очень много, но мое внутреннее состояние такое, я сейчас говорю вам.

ЯРОСЛАВСКИЙ. На днях разберем.

РЮТИН. Я болею чрезвычайно за работу, но просто не смогу работать. Разрешите мне хотя бы Сутырину сказать, что дело в ЦКК.

ШКИРЯТОВ. Зачем ему это говорить. !£

РЮТИН. Сказать, что несколько дней не буду ходить [на работу]. О-

ШКИРЯТОВ. В течение двух дней мы уже кончим.

РГАСПИ. Ф. 589. Оп. 3. Д. 9355 (Т. 3). Л. 191-211. | [Подлинник. Машинопись. Направленная стенограмма] ^

Anfert"evI. A. «Takoj otvet mog by byt" ponat kak nezelanie otvecat" Central"noj kontrol"noj Й

komissii.» O presledovanii irkutskimi partijnymi cinovnikami «opal"nogo» kandidata v cleny jg CK VKP(b) M. N. Rutina. 1929 g. // Istoriceskij arhiv. 2010. № 2. S. 177-185.

Anfert"ev I. A. Stenogramma zasedania Prezidiuma CKK VKP(b) ot 23 sentabra 1930 g. -g

Deatel"nost" M. N. Rutina protiv rezima I. V. Stalina // Klio. 2004. № 4 (27). S. 33-45. ^

Central"nyj komitet KPSS, VKP(b), RKP(b), RSDRP(b): Istoriko-biograficeskij | spravocnik / Sost. U. V. Goracev. M.: Izdatel"skij dom «Parad», 2005.

Dokumenty svidetel"stvuut. Iz istorii derevni nakanune i v hode kollektivizacii 19271932 gg. M., 1989.

Hlevnuk O. V. Politburo. Mehanizmy politiceskoj vlasti v 30-e gody. M., 1996. Hlevnuk O. V. Hozain. Stalin i utverzdenie stalinskoj diktatury. M.: ROSSPEN, 2010. Istoriografia stalinizma: Sb. st. M., 2007.

Istoria stalinizma: repressirovannaa provincia. M.: ROSSPEN, 2011. Kak lomali nep. Stenogrammy plenumov CK VKP(b) 1928-1929 gg. V 5 t. M., 2000. Maslov N. Potrasausij dokument epohi stalinizma // Izvestia CK KPSS. 1990. № 12. S. 200-202.

O dele tak nazyvaemogo «Souza marksistov-lenincev» // Izvestia CK KPSS. 1989. № 6. S. 104.

Pis"ma I. V. Stalina V. M. Molotovu. 1925-1936. Sbornik dokumentov / Sost.: L. Koseleva, V. Lel"cuk, V. Naumov, O. Naumov, L. Rogovaa, O. Hlevnuk. M., 1995. Rutin M. Partia i rabocij klass. M., 1924. Rutin M.N. Edinstvo partii i disciplina. M.-L.,1926.

Rutin M. N. Smenovehovcy i proletarskaa revolucia. Rostov-na-Donu, 1924. Sovetskoe rukovodstvo. Perepiska. 1928-1941 gg. M.,1999.

Stalin i Kaganovic. Perepiska. 1931-1936 gg. / Sost.: O. V. Hlevnuk, R. U. Devis, L. P. Koseleva, E. A. Ris, L. A. Rogovaa. M., 2001.

Stalinskoe Politburo v 30-e gody. Sbornik dokumentov / Sost.: O. V. Hlevnuk, A. V. Kvasonkin, L. P. Koseleva, L. A. Rogovaa. M., 1995.

Starkov B. «Moa tragedia, tragedia celoj epohi» (iz pisem M. N. Rutina rodnym. 19321936 gg.) // Izvestia CK KPSS. 1990. № 3. S. 163-178.

Starkov B. Delo Rutina // Oni ne molcali. M., 1991. S. 145-178.

Starkov B. Zaloznik socialisticeskoj idei // Dela i ludi stalinskogo vremeni. SPb., 1995. S. 181-209.

Starkov B. M. N. Rutin (K politiceskomu portretu) // Izvestia CK KPSS. 1990. № 3. S. 150-163.

Starkov B. Cest" partii // Znanie - sila. 1988. № 11. S. 81-83. ^ Tragedia sovetskoj derevni. Kollektivizacia i raskulacivanie. Dokumenty i materialy. £ 1927-1939. T. 1. Maj 1927 - noabr" 1929 gg. M., 1999.

Vlast" i oppozicia. Rossijskij politiceskij process HH stoletia. M., 1995. ^ XIV s"ezd VKP (b). Stenograficeskij otcet. M., 1926.

XV s"ezd Vsesouznoj Kommunisticeskoj partii (bol"sevikov). Stenograficeskij otcet. M.-g L., 1927.

s s Список литературы

§ Анфертьев И. А. «Такой ответ мог бы быть понят как нежелание отвечать Централь-££ ной контрольной комиссии.» О преследовании иркутскими партийными чиновника-Ц ми «опального» кандидата в члены ЦК ВКП(б) М. Н. Рютина. 1929 г. // Исторический н архив. 2010. № 2. С. 177-185.

^ Анфертьев И. А. Стенограмма заседания Президиума ЦКК ВКП(б) от 23 сентя-s бря 1930 г. Деятельность М. Н. Рютина против режима И. В. Сталина // Клио. 2004. й № 4 (27). С. 33-45.

Власть и оппозиция. Российский политический процесс XX столетия. М., 1995. с^ Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективиза-£ ции 1927-1932 гг. М., 1989.

Историография сталинизма: Сб. ст. М., 2007.

История сталинизма: репрессированная провинция. М.: РОССПЭН, 2011. Как ломали нэп. Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б) 1928-1929 гг.: В 5 т. М., 2000. Маслов Н. Потрясающий документ эпохи сталинизма // Известия ЦК КПСС. 1990. № 12. С. 200-202.

О деле так называемого «Союза марксистов-ленинцев» // Известия ЦК КПСС. 1989. № 6. С. 104.

Письма И. В. Сталина В. М. Молотову. 1925-1936. Сборник документов / Сост.: Л. Кошелева, В. Лельчук, В. Наумов, О. Наумов, Л. Роговая, О. Хлевнюк. М., 1995. Рютин М. Партия и рабочий класс. М., 1924. Рютин М.Н. Единство партии и дисциплина. М.-Л., 1926. Рютин М.Н. Сменовеховцы и пролетарская революция. Ростов-на-Дону, 1924. Советское руководство. Переписка. 1928-1941 гг. М., 1999.

Сталин и Каганович. Переписка. 1931-1936 гг. / Сост.: О. В. Хлевнюк, Р. У. Дэвис, Л. П. Кошелева, Э. А. Рис, Л. А. Роговая. М., 2001.

Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов / Сост.: О. В. Хлевнюк, А. В. Квашонкин, Л. П. Кошелева, Л. А. Роговая. М., 1995.

Старков Б. «Моя трагедия, трагедия целой эпохи» (из писем М. Н. Рютина родным. 1932-1936 гг.) // Известия ЦК КПСС. 1990. № 3. С. 163-178.

Старков Б. Дело Рютина // Они не молчали. М., 1991. С. 145-178. Старков Б. Заложник социалистической идеи // Дела и люди сталинского времени. СПб., 1995. С. 181-209.

Старков Б. М. Н. Рютин (К политическому портрету) // Известия ЦК КПСС. 1990. № 3. С. 150-163.

Старков Б. Честь партии // Знание - сила. 1988. № 11. С. 81-83. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы. 1927-1939. Т. 1: Май 1927 - ноябрь 1929 гг. М., 1999.

XIV съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1926.

XV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М.-Л., 1927.

Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 30-е годы. М., 1996. Хлевнюк О.В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М.: РОССПЭН, 2010. £ Центральный комитет КПСС, ВКП(б), РКП(б), РСДРП(б): Историко-биографиче- Ц ский справочник / Сост. Ю. В. Горячев. М.: Издательский дом «Парад», 2005. ~

Поначалу Мартемьян Рютин, занимавший пост секретаря Краснопресненского райкома партии, политику товарища Иосифа Сталина поддерживал безоговорочно. Однако со временем он в вожде разочаровался и даже организовал оппозиционную группу, за что и был расстрелян. Впоследствии, после смерти Сталина, многие жертвы репрессий были реабилитированы. Но только не Рютин.

Из учителей в партийные работники

Мартемьян Никитич Рютин являлся уроженцем одноименной деревни Верхнее Рютино, которая находилась в Иркутской губернии. В то время Иркутск и его окрестности были местами политической ссылки. А потому именно ссыльные стали первыми друзьями и даже в некотором смысле учителями Мартемьяна. Они и обучили мальчика азбуке и счету. Во многом благодаря этим урокам Рютин успешно закончил школу, а после поступил в учительскую семинарию. Несколько лет он проработал сельским учителем.

Рютин с радостью встретил революцию и влился в ряды большевиков. Образованный, начитанный, а главное воодушевленный молодой человек быстро поднялся по карьерной лестнице. Он занимался партийной работой в родной Сибири, потом стал секретарем Дагестанского областного комитета РКП (б). В 1924 году он переехал в Москву, где получил должность секретаря Краснопресненского райкома партии.

Сторонник или оппозиционер?

Поначалу Рютин показал себя ярым сторонником политики Иосифа Сталина. Он участвовал в различных съездах и конференциях, где неизменно брал слово. К Мартемьяну Никитичу прислушивались. И это неудивительно: он был превосходным эрудированным оратором. Примечательно, что в те годы секретарь райкома на Красной Пресне терпеть не мог оппозиционеров, одним из которых он сам стал впоследствии. Дипломат-«невозвращенец» Александр Бармин в своих мемуарах «Соколы Сталина» вспоминал, что именно Рютину принадлежала идея создания специальных групп, члены которых могли бы, вооружившись дубинками и свистками, разгонять несанкционированные сборища оппозиционеров.

Тем не менее по несколько лет целеустремленной партийной работы Рютин в Сталине разочаровался. Он начал критиковать политику вождя и стал придерживаться так называемого «правого уклона». В 1932 году по инициативе Рютина была организована группа «Союз марксистов-ленинцев», в которую он привлек еще нескольких большевиков. В своих рукописях Рютин негативно отзывался о сталинских методах, а самого вождя открыто называл диктатором.

Долгая реабилитация

Вскоре Рютина арестовали, а в январе 1937 года приговорили к смертной казни. Незавидной оказалась и судьба членов его семьи. Супруга скончалась в лагере, одного сына расстреляли, другой погиб в местах лишения свободы. В живых осталась только дочь. Именно она впоследствии и стала добиваться реабилитации своего отца: не единожды писала соответствующие прошения, в том числе и во второй половине 1950-х годов, уже после смерти Сталина. Однако все было тщетно. Отказ следовал за отказом.

Несмотря на то что Рютин никогда не был террористом, не призывал к свержению существовавшего строя, а был не согласен только со сталинскими методами, с него так и не сняли обвинений. Дело в том, что в то время оправдать оппозиционера было нельзя. Его реабилитация означала бы признание права на существование иной точки зрения на политику партии. Тем более что Рютин в этой самой партии состоял и покидать ее добровольно не собирался. Он был реабилитирован только в 1988 году. У власти тогда находился Михаил Горбачев.

КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ ИЛИ ПРАВЫЙ УКЛОН?

В наше время упоминание о М.Н. Рютине, «Союзе марксистов-ленинцев» и их пространном манифесте сопровождает, пожалуй, любой текст, посвященный советскому периоду российской истории. Правда, неумеренные восторги позднеперестроечных лет по поводу образцовых большевиков и мужественных борцов с культом, публиковавшиеся порой в самых неподходящих изданиях, давно смолкли, но это и к лучшему. Конечно, как и всегда в сложных, запутанных случаях, оценки данного эпизода весьма неоднозначны и порой противоречивы, да и его значение в общем потоке событий трактуется по-разному. Мы вначале разберемся с внешней, даже с чисто формальной, стороной дела – как оно подавалось и воспринималось тогда (в 30-ые годы и несколько позже), и какие выводы можно сделать на основе документов тех лет.
9 октября 1932 года президиум ЦКК ВКП(б) принял постановление по «делу об участниках контрреволюционной группы Рютина, Иванова, Галкина и других»; согласно этому решению 24 человека были исключены из партии (из них четверо с правом восстановления через год), некоторые из них затем были сосланы на поселение (в ссылку) на 3 – 4 года. Члены группы понесли наказание как «разложившиеся, ставшие врагами коммунизма и Советской власти, как предатели партии и рабочего класса, пытавшиеся создать подпольным путем под обманным флагом «марксизма-ленинизма» буржуазную, кулацкую организацию по восстановлению в СССР капитализма и, в частности, кулаче-ства» (ВКП(б) в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК, 6-ое изд., ч. 2, Политиздат, 1941, с.822). Кстати, сам М.Н. Рютин, член партии с 1914 года, в «дело» не попал, будучи исключенным из ВКП(б) несколько ранее (как сторонник Н.И. Бухарина, который, однако, сам ни из партии, ни из её ЦК тогда не исключался).
Обвинительное заключение по делу само по себе наводит на ряд вопросов. Когда и как члены группы стали «врагами» и «разложились»? В чем конкретно выражалась их предательская деятельность (вспомним, например, что знаменитое постановление «Об оппозиции» при гораздо более мягких обвинениях, предъявляемых оппозиционерам, содержало довольно подробный анализ содеянных ими прегрешений)? Если создавалась подпольная организация, то для чего нужен был «обманный флаг»? Зачем, наконец, вос-станавливая капитализм, специально заботиться о кулаке, наиболее буржуазной фигуре нашей (да и не только нашей) деревни?
Из текста постановления явствует, что шестеро наказанных были организаторами группы (это не считая самого Рютина!), еще 8 – 10 человек знали о существовании групп-пы, но скрыли сие от партии; были ли они в числе активных членов группы – непонятно. И только несколько человек занимались реальным делом – печатали «документы» группы и способствовали распространению «литературы». Что было в этих документах, и среди кого их распространяли – тоже неизвестно. Конечно, постановление ЦКК не может воб-рать в себя весь материал, но хоть какая-то конкретика всё же желательна. Тем более, что до 9 октября о группе абсолютно ничего известно не было, а её члены никогда не высту-пали в роле контрреволюционеров. Может то была глубоко законспирированная организа-ция, с решительными целями, нечто вроде белогвардейского подполья? Обвинения вроде бы подходящие. Но в таком случае исключением из партии и даже высылкой к чёрту на рога никто бы не ограничился...
Более подробную информацию содержит «История ВКП(б)» Ем. Ярославского (Партиз-дат ЦК ВКП(б), 1935, c. 275) – группа Рютина выражала «настроения озлобленного кула-ка, взбесившегося, тупоумного буржуа, бешено сопротивляющегося социалистическому наступлению», а «проповедовали» эти личности «доподлинную программу восстановле-ния капитализма, восстановления кулака, проповедовала необходимость роспуска колхо-зов и совхозов и передачи в концессию капиталистам социалистических предприятий, созданных героическим трудом и энтузиазмом рабочего класса». Опять та же маловра-зумительная конкретизация некоей термидорианской программы (как будто колхозы могут существовать при капитализме), а конкретная деятельность «гадов» и вовсе свелась к единственному слову «проповедовали». И совсем уж непонятно, как столь ярые, просто оголтелые, антисоветчики дотерпели аж до 32 года, не выплеснув своего озлобления ранее, когда и Советская власть была слабее, и любимый кулак многочисленнее, да и удобные случаи (например, антисоветские выступления, хотя бы восстания басмачей, крестьянские волнения или дискуссии с оппозицией) имелись не раз?
Можно возразить, что в накаленной атмосфере тех лет многое воспринималось, так сказать, естественней и спокойней – то, что ныне надо доказывать, тогда казалось оче-видной истиной. Это, конечно, верно, однако сама жизнь в такой атмосфере искусственна и ненормальна, и вряд ли мнения той поры можно считать объективными. С другой стороны, открытость и гласность советского общества в 20-ые годы были достаточно вы-соки и даже «чисто формально» подобные опусы им не соответствовали. Да и среди партийцев высшего и среднего уровня в начале 30-х годов маловразумительная ругань в официальных бумагах тогда ещё не пользовалась особой популярностью.
Вернемся, однако, к «нашим баранам». Может быть, «рютинцы» «переродились и разложились» слишком поздно, уже в конце 20-х, или даже в начале 30-х годов, так сказать, внезапно и неожиданно? Ответить на этот вопрос поможет анализ состава членов группы (по тексту «ВКП(б) в резолюциях...»). Из 24 «привлеченных» ранее исключались из партии (затем восстановлены) 9, один (Замятин П.М.) по неизвестной причине, трое были членами троцкистской оппозиции и двое – зиновьевской, двое – члены правого уклона и один (Г. Рохкин) – «бывший бундовец» (не правда ли, вполне исчерпывающее объяснение?). Из остальных трое принадлежали к правым оппортунистам, Я.Э. Стэн – к левым, П.П. Федоров – «бывший эсер» (!?); наконец, 10 человек (даже при столь строгом, можно сказать заведомо обвинительном, подходе) ранее ни в чем предосудительном замешаны не были.
Каким же образом М.Н. Рютин, занимавший весьма скромный пост секретаря Краснопресненского райкома (да и то только до 1928 года), сумел так сплотить сие разношерстное воинство, что оно, забыв о принципиальных разногласиях и взаимной неприязни, а то и прямой вражде (в то время словосочетание «троцкистско – бухаринский блок» было ещё плодом больного воображения), бросилось с риском для жизни органи-зовывать антисоветское подполье? Как сумел убедить десятерых честных и непорочных до того партийцев предать партию и «разложиться», причем не когда-нибудь, а в конце первой пятилетки? Чудеса, да и только. Правда, известность М.Н. Рютина в партийных кругах, его общественное положение были куда выше официального статуса. В Москов-ской парторганизации он был «правой рукой» Н.А. Угланова (и в прямом, и в переносном смысле), особенно в деле борьбы с «левым уклоном». Но вряд ли это способствовало взаимопониманию с бывшими троцкистами, эсерами и бундовцами. А склонить своего брата – бухаринца к явной (по официальной версии) белогвардейщине было, наверное, еще трудней. Тем более, что в составе группы были достаточно известные люди, по своим убеждениям совершенно не склонные к «антисоветчине», да и к любому экстремизму вообще, особенно в политике.
Логично предположить, что восстановление в партии исключенных «с правом возврата» могло и не состояться – уж больно серьёзные им предъявлялись обвинения. Однако был восстановлен даже Н.А. Угланов – рьяный сторонник правого уклона, глава московских «бухаринцев»; в 1928 году Угланов именно за это был снят с поста секретаря МК ВКП(б). Еще удивительнее судьба входивших (хотя бы формально, по тексту поста-новления ЦКК) в рютинскую группу зиновьевцев. Это не кто иные, как Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев! До чего же смелые личности – после неоднократных провалов, исключения из партии и слезливых письменных «покаяний» эти люди включаются в борьбу за реставрацию капитализма! Причем (подчеркнём еще раз), не в 26 или даже 29-ом, а в 32-ом году. Интересно, а черту оседлости они тоже мечтали восстановить? Правда, участие в группе столь известных лиц порождает надежду докопаться до истины – личности уж очень известные, какие-то следы как-то где-то, но должны были остаться.
И действительно, остались. Журнал «Большевик» № 19, с. 86 (15.10.1932), Волин Б., «О штрейкбрехерах Октября и пособниках контрреволюции»: «среди 24 предателей, исключённых из партии, особое внимание привлекают два имени. Это – Зиновьев и Каменев». Далее на 8(!) страницах идет поношение ошибок и прегрешений именитых «предателей». Но вот незадача – все это старые грехи, осужденные самими уклонистами ещё в 20-ые годы. О деяниях группы Рютина – ни слова. Лишь на 96 странице сказано, что Каменев и Зиновьев являются «пособниками» группы. Но это, мягко говоря, уже не новость – материал об оной группе центральная «Правда» напечатала еще 11 октября («Беспощадный отпор врагам ленинской партии», без подписи). Тоже, кстати, интересная статья. Во-первых, в ней утверждается, что группа Рютина «состоит из людей, боровших-ся на протяжении ряда лет против линии партии». Это уже явный подлог – как мы знаем, 40% исключенных, даже по официальным данным, прежде ни в чем предосудительном замечены не были (кстати, 9 из них были исключены без права восстановления). Во-вторых, вина троих – Угланова, Зиновьева и Каменева (и на том спасибо!) несколько конкретизирована: они «предпочли келейно обсуждать эти документы (изданные группой Рютина – Д.Ш.), не сообщая о них партии».
Итак, какие-то документы группа все-таки изготовила, причём, скорее всего, даже в нескольких экземплярах (если Каменев и Зиновьев в советской историографии уже практически срослись, то Угланов, надо думать, штудировал рютинские материалы как-то самостоятельно). Но что же это всё-таки за документы? Дружеская переписка товарищей по партии? Протоколы собраний? Прокламации? Подмётные листы, разбрасывавшиеся на торжише, с призывами к «восстановлению капитализма, и в частности, кулачества»? Если документы распространялись вне группы, то почему её членов не «привлекли» (и сразу, ну или после простейшего судилища, не шлёпнули) за антисоветскую агитацию? Если же круг читателей ограничивался вышеупомянутой троицей, то как вообще узнали о самом существовании группы Рютина? Наконец, можно ли «келейное обсуждение» приравнять к предательству, а исключение из партии (особенно с правом восстановления) считать адекватным для «предателей» наказанием? И кстати, возвращаясь к заглавию объёмистой статьи Б. Волина, поставим ещё два вопроса. Как это «враги» и «предатели» стали всего лишь пособниками контрреволюции? Тогда, например, П.Н. Милюков и А.И. Деникин тоже всего лишь пособники – они ведь всего лишь враги, но никак не предатели партии, и тем паче рабочего класса. А кого же тогда можно назвать истинной, природной, так ска-зать, контрой? И потом, что это за штрейкбрехеры Октября? Они что, в октябре 17-го все, пусть и независимо друг от друга, боролись за срыв восстания? Нет, даже в самый разгар культа те же Каменев и Зиновьев обвинялись лишь в том, что накануне революции выдали её план врагам (интересно, какой такой план, и кому конкретно выдали? И кому вообще он мог быть интересен?). А в дни переворота и сразу после него даже оные типы сидели тихо, молчали, так сказать, в тряпочку. Ну, а то что рютинцы творили в 32 году, никак штрейкбрехерством назвать нельзя. Это, если верить постановлению ЦКК, явная контре-волюция, а ежели принять во внимание все вышеперечисленные возражения, в лучшем случае какая-то ошибка или самообман, или демагогия, или просто нечто вроде бреда.
Поразителен еще один факт. Каменев и Зиновьев были исключены из партии без права восстановления. Но, как известно, (и многие источники ещё советских лет, например, энциклопедия «Великая Октябрьская социалистическая революция» – M., Советская энци-клопедия, 1987, с.180 и 219 – это подтверждают), оба уклониста были... восстановлены в рядах ВКП(б) в 1933 году. Что это – непостижимый либерализм И.В. Сталина, уступка какому – то давлению внутри ЦК или извне, или же просто констатация очевидного факта, что «келейное обсуждение» всё-таки не является предательством рабочего класса? Может быть, это очередные политические игры? Но «играть» можно лишь с безобидными людьми, а когда рьяные оппозиционеры переходят к подпольной работе, рассылая по всей Руси великой гадкие пасквили, необходимы крутые меры. Или все, или же почти все, вышеупомянутые обвинения всё же дутые, хотя бы частично?
Кое-что по этому поводу можно узнать из первого издания БСЭ – 27 том с описанием термина «Зиновьев» (с. 48 – 51) вышел в 1933 году, когда рютинское дело уже вскрылось, а участники его ещё были живы. Вначале излагаются некоторые факты и биографические сведения, обильно сдобренные описанием прегрешений нашего героя и суровой критикой оных. И «неслучайность» октябрьского эпизода в 17 году расписана подробно. Нечто положительное в деяниях Григория Евсеича всё же отмечено, но очень неохотно и с мно-гочисленными оговорками – он, мол, самостоятельной роли никогда не играл, и ничего нового в теорию и практику большевизма не внёс, да и внести не мог. А далее, уже в самом конце (с.51), читаем: «Но заявление о раскаянии оказалось обманом партии. Как выяснила ЦКК в октябре 1932, З. оказался пособником контрреволюционной группы Рютина и др., «пытавшихся создать подпольным путем под обманным флагом… (ну, всё это мы уже знаем – Д.Ш.)»; постановлением ЦКК от 9 октября 1932 З. был вторично исключён из партии. В мае 1933 подал заявление в ЦК и ЦКК партии с вторичным приз-нанием своих ошибок и антипартийных действий.» И подпись автора статьи – Б. Волин. Тот самый, что незадолго до того сочинил вышеописанный опус в «Большевике».
Как всё, оказывается, просто! Совершил человек массу ошибок, восемь лет боролся с линией партии, перейдя под конец «грань советской легальности»; обманным путем вернулся в ряды ВКП(б), примкнул к явным врагам, вторично был наказан. И вот теперь достаточно очередного «заявления с признанием» (а чем это оно лучше первого?) – и махрового оппортуниста быстренько восстанавливают в партии. И заодно с ним ещё и его закадычного друга Л.Б. Каменева. А зачем и для чего? Покаянную речь на XVII съезде они могли произнести и как гости, с куда большим старанием; а потом, за труды, можно было бы этих гостей и помиловать. Так было бы логичнее. В общем, пространный труд Б. Волина нас еще более запутал. Может быть, автор сам был «врагом», например, скрытым бухаринцем или троцкистом? Ничего подобного – в 36 – 45 гг он работал редактором «Исторического журнала», в 1939 стал профессором; затем также не сидел без дела. А в 1936 – 38 и вовсе был 1-ым замом наркома просвещения РСФСР, репрессиям не подвер-гался. Скончался тихо-мирно в Москве в феврале 1957 года, кавалер трёх орденов, автор брошюры «Всенародная партизанская война» (М, 1942). Так что вся вышеописанная белиберда, как и ранее цитированные перлы, вполне ортодоксальна, и по тем временам вроде как актуальна. Якобы. И ещё одно замечание. Группа названа Рютина и др., тогда как в постановлении от 9 октября её назвали Рютина, Иванова, Галкина и др., а был ещё вариант Рютина, Галкина, Иванова, Каюрова и др. Вроде бы мелочь, но были и такие ва-рианты, как Рютинско – Слепковская антипартийная группировка и контрреволюционная группа Рютина, Слепкова и др. Так как же их называть-то на самом деле?
Кстати, Л.Д. Троцкий в написанных по горячим следам (уже в 32 году) работах тоже считал критику в адрес Каменева и Зиновьева надуманной. Он, конечно, не отрицал, что вожди оппозиции могли проявлять недовольство, как, впрочем, и большинство советских людей (включая «жену Сталина»). Но от неприятия чрезвычайных мер, глухого ворчания «на кухне» и критических высказываний до борьбы с Советской властью всё же очень далеко. А явная надуманность обвинений, по мнению Троцкого, только подтверж-дала их нелепость. Очень интересные мысли, особенно учитывая скорее отрицательное (в первое время) отношение именитого изгнанника к платформе группы Рютина (он сгоряча считал ее просто некой разновидностью правого уклона). Впрочем, Лев Давидыч в своём пристрастно – критическом отношении к советской элите тех лет часто и регулярно, как говорится, хватал через край. В частности, уже позднее, в конце 30-х годов, он охаял комсомольскую верхушку Страны Советов, и лично А.В. Косарева, который был признан «морально-разложившимся субъектом», вдобавок злоупотреблявшим в личных целях своим высоким положением. Но позвольте, кем же это признан? Пьяницами и бабниками Ворошиловым и Калининым, тупым садистом Кагановичем или вором и бандитом (согла-сно действовавшим тогда, в 1906 году, законам) Джугашвили? И чем же это он так злоупотребил – настроил по стране дюжину ближних и дальних дач, или сыну-алкашу присвоил генеральское звание? По мелочи, конечно, был грешен, как и все советские граждане, но куда меньше многих, даже менее большинства. Впрочем, о Косареве и его соратниках речь впереди, а пока вернёмся к конкретным рютинским деяниям.
В связи с этим отметим, что даже такой правоверный (по тем меркам) марксист, как Л.М. Каганович, охарактеризовал группу Рютина несколько иначе: «Находятся люди, которые сейчас – в 1932 году предлагают нам не более не менее, как сдать построенные упорным трудом рабочего класса и колхозников заводы на концессии капиталистам... распустить колхозы и совхозы и восстановить кулака». Это уже никакая не реставрация капитализма, а скорее восстановление НЭПа. Правда, далее говорится, что «эти господа проповедуют прямую реставрацию капитализма», но звучит сие ещё менее убедительно, чем в официальных документах; отсутствуют вдобавок и все обвинения в подпольной и антисоветской деятельности (хотя статья Кагановича появилась в «Правде» 12 октября, уже после решения ЦКК и его публикации). Ещё более казённо и абстрактно, хотя внешне и грозно, отреагировал на Рютинские безобразия С.М. Киров (это «Правда» от 14.10): «правые и левые оппортунисты сомкнулись в объединенную контрреволюционную груп-пу, поставившую себе задачей восстановление буржуазно – капиталистического строя. В этой группе мы находим нимало знакомых людей, частью выброшенных из партии, частью посредством двурушничества[*] оставшиеся в ее рядах. Эти жалкие банкроты пытались поколебать железную мощь пролетарской диктатуры». И всё – ни фамилий, ни деталей. Складывается впечатление, что весьма популярный лидер партии (и один из лучших её ораторов) просто не особо желал влезать в это сомнительное дело. И странная тавтология насчёт буржуазно – капиталистического строя как-то совсем не украшает вышеприведённый текст.
Современный читатель, знакомый с воззваниями «Союза марксистов – ленинцев», может возразить, что приводить в обвинительных пассажах емкие и хлесткие обвинения рютинцев – значит лить воду на их же мельницу. Но искусство редактирования, усечения и подборки цитат расцвело пышным цветом задолго до 32 года. Можно было и своими словами многое пересказать, а обвинения лично в адрес И.В. Сталина представить, скажем, как выпады против ЦК или Политбюро. Не так уж трудно было бы в упомянутых прокламациях наскрести и немало убедительных (при умелой подаче, конечно) доказа-тельств по части антисоветчины и «реставрации капитализма». Было бы, как говориться, желание. Но его не было… Или было, но не у всех? Или кто – то просто не успел (или не захотел) вовремя услужить руководству? Это тоже по меньшей мере странно…
Конечно, отклики по горячим следам всегда грешат излишней категоричностью и заведомыми преувеличениями. Ну а как оценивали членов группы Рютина официальные советские исследователи в более позднее время? Вот, например, Петр Григорьевич Петро-вский, согласно уже упоминавшейся энциклопедии Октябрьской революции, «член КПСС с 1916 года, в 1918 году один из руководителей социалистического союза молодежи в Петрограде. С 1920 года на партийной, комсомольской и хозяйственной работе» (c.389). Никаких позднейших прегрешений не упомянуто, и в партии, судя по всему, был восста-новлен довольно быстро. Еще более определенную характеристику дает столь авторите-тный (хотя бы официально) для тех лет орган, как «Вопросы истории КПСС» (№ 2, 1988, c.97) – старший сын знаменитого Г.И. Петровского Петр – «видный партийный работник, один из руководителей молодежного движения страны, секретарь ЦК РКСМ, член испол-кома КИМа и исполкома Коминтерна, близкий друг С.М. Кирова, редактор «Ленинг-радской Правды» и журнала «Звезда», ученый – экономист». Более сухо, но по сути тождественно, писали о нём и в Брежневские времена (БСЭ, 3-е изд, М, 1975, т.19, с. 488), только добавлено, что в 1917 он был секретарём Выборгского райкома РСДРП(б), в 1922 – 25 член ЦК РКСМ, делегат 8, 10 – 15-го съездов партии, 5 – 6-го конгрессов Коминтерна. Ничего себе разложившийся враг Советской власти!
Можно возразить, что П.Г. Петровский был не самым активным рютинцем, благо и из партии его исключили с правом восстановления. Ладно. Возьмём одного из «орга-низаторов», вдобавок «служившего для связи с бывшей «рабочей оппозицией»», члена КПСС с 1900 года В.Н. Каюрова[**]. Вот как характеризовал его В.И. Ленин: «мой старый знакомый, хорошо известный питерским рабочим» (ПСС, т.36, с.521), «великолепный питерский рабочий, старый партийный товарищ» (Пролетарская революция, 1924, № 3, c.43). Но, может быть, впоследствии Каюров, по советским меркам, действительно пере-родился? Что ж, обратимся к позднейшим источникам. Согласно 12-ти томной истории СССР, В.Н. Каюров – один из «энергичных революционеров», возглавлявших в дни Февраля Выборгскую районную большевистскую организацию (Москва, Наука, 1968, т.6, c.634; кстати, в связи с повальными арестами «верхов», Выборгский райком руководил движением почти по всему городу). «История КПСС» (М., ИПЛ, 1966, т.2, c.663) относит Каюрова к «видным пролетарским вожакам», а на с. 672 мы узнаем, что В.Н. Каюров и М.И. Хахарев составили проект манифеста ЦК РСДРП(б) «Ко всем гражданам России»!
Никаких отрицательных отзывов не содержит и обстоятельная биография Каюрова, вышедшая в 1966 году (Л.С. Келлер, «В.Н. Каюров», Горький, Волго-Вятское книжное издательство). Зато из неё можно узнать, что оный Каюров – близкий друг А.М. Горького, работал одно время с Н.К. Крупской (которая неоднократно упоминала его в своих воспоминаниях), был активным участником трех российских революций и гражданской войны. В 1918 году Каюров доставил в Петроград знаменитое письмо Ильича к питер-ским рабочим, в 21-ом был председателем сибирской краевой комиссии по чистке партии; затем – директор уральского Асбесттреста, сотрудник института марксизма – ленинизма (автор классических работ по истории партии). Интересные люди попадались среди озлобленных кулаков и тупоумных буржуа! Причем здесь сугубо положительные данные содержат вполне «доперестроечные» источники, в том числе и Брежневской эпохи.
Может быть, на старого подпольщика пагубно влиял его сын А.В. Каюров, тоже член зловредной группы? Вот какую справку удалось разыскать о нем (В.И. Ленин и ВЧК. Сборник документов, 2 изд., М., ИПЛ, 1987, с.577): Каюров А.В. – в партии состоял с 1914 года, после Октября работал в Выборгском райсовете, красногвардеец, сотрудник Симби-рской губчека, «С 1921 года – на хозяйственной работе». И все. Никаких преступных групп, вплоть до смерти (неужели естественной?) в 1937 году.
Даже правые оппортунисты Д.П. Марецкий и А.Н. Слепков, ранее исключавшиеся из партии (последний даже дважды), не удостоены внимания в роли отщепенцев – рютинцев. Единственное упоминание оных в «Истории КПСС» (т.4, с.552) посвящено их деятельности в «Правде» в эпоху правого уклона: «Слепков, Астров, Марецкий и Цейт-лин, занимая руководящие посты в редакции газеты, пропагандировали на ее страницах правооппортунистические взгляды. ЦК ВКП(б) был вынужден обновить состав редколле-гии.». После «разгрома» правого уклона они, видимо, «исправились» (иначе никто бы не восстановил в партии человека, исключавшегося дважды), и обвинять далее Марецкого и Слепкова, по меркам 60-х годов, более не в чем. Неужели составители капитального многотомного труда просто забыли о предательских действиях разложившихся врагов?
Но, может быть, забыв о прегрешениях отдельных лиц, «современные» авторы более развернуто характеризовали деятельность группы Рютина в целом? Увы, при проверке этой гипотезы нас ожидает очередной сюрприз – ни в «Истории КПСС», ни в упоми-навшейся «Истории СССР» (где на советский период приходится 6 томов), нет ни единого упоминания о группе вообще! Никаких сведений не содержит и 3-е издание Большой советской энциклопедии; об учебниках и популярной литературе и говорить не приходи-тся. Лишь в Полном собрании сочинений В.И. Ленина «дело Рютина» упоминается в примечаниях к фамилиям В.Н. Каюрова (т. 36, с. 662) и Н.А. Угланова (т. 52, с. 508). И что самое поразительное – в послевоенных изданиях «КПСС в резолюциях...» постановление ЦКК от 9 октября 1932 года начисто отсутствует. Кстати, нет его и во втором томе 4-го издания «ВКП(б) в резолюциях…» (Партийное издательство, 1933), который охватывает период 24 – 33 гг. а вот постановление по делу Эйсмонта, Толмачева, Смирнова А.П. и др. имеется, со ссылкой на Рютинское дело («подобно рютинско-слепковской антипартийной группировке», с.783). В этом сборнике, правда, вообще нет документов, принятых отде-льно ЦКК, но ведь и в 6-ом издании они формально, в заголовке, не фигурируют. И как сие прикажете понимать?!
Любопытно, что сие забвение началось не вчера и даже не после ХХ съезда – уже 2-е издание БСЭ, выходившее в 49 – 59 гг., ничем не отличается от третьего в плане освещения деятельности (и самого факта существования) группы, да и её участников. Не упоминается Рютинское дело и в «Кратком курсе истории ВКП(б)» (сам М.Н. Рютин упомянут в нем на с. 281 (М., ОГИЗ, 1946) лишь как сторонник «группы Бухарина – Рыкова»). Может быть, на «судьбу» группы повлияло постепенное изменение морального климата в стране, переоценка советским народом многих идей и замыслов? А может быть, прав был Н.С. Хрущев, говоривший об ослаблении культа личности в годы войны? Но вот и объемистый «Политический словарь» 1940 года (М., Госполитиздат, тираж 300 000 экз; а вот «Краткий курс» в 46 году переиздали тиражом всего 100 000, правда, уже не первый раз) хранит ту же фигуру умолчания, хотя по части ругани в адрес уклонистов и «врагов народа» это издание, пожалуй, не имеет себе равных (не считая, конечно, периодики тех «славных» лет). Вот например фраза – «Троцкий организовал «четвертый интернационал» шпионов и провокаторов» (с. 580, «Троцкизм»). И что, шпионы всех стран и разведок покорно собрались в кучу, или же там собрались только антисоветчики, но они и так все были троцкисты, если верить этому же словарю. Ну это ладно, посмотрим на вышепри-ведённую фразу чисто формально. По смыслу русского языка получается – или три предыдущих интернационала тоже состояли из шпионов и провокаторов, но создавал их не Троцкий, или же все они сконструированы Львом Давидычем, но только с четвёртой попытки он смог набрать нужных людей. Или вот ещё один перл (с. 287, «Краткий курс истории ВКП(б)») – краткий курс это «руководство по истории партии, руководство, представляющее официальное, проверенное ЦК ВКП(б) толкование основных вопросов истории ВКП(б) и марксизма-ленинизма, не допускающее никаких произвольных толкова-ний.» Интересно, знал ли Дж. Оруэлл про этот талмуд, или реальность, как всегда, превзо-шла все наши фантазии?
Последний раз (кроме «КПСС в резолюциях...» издания 41 года) группа Рютина упоминается (как всегда, невразумительно и кратко) в 46 томе 1-го издания БСЭ (1940 г, с. 672, статья «правые реставраторы»). «В конце 1932 была разоблачена контрреволюцион-ная группа Рютина – Слепкова и др., в начале 1933 – контрреволюционная группа Эйсмонта – Толмачева, А.П. Смирнова. Эти группы ставили своей целью реставрацию ка-питализма в стране». Далее повествуется, что данные группы «представляли собой лишь ответвления объединенной право – троцкистской подпольной антисоветской организа-ции», которая, потеряв классовую опору внутри СССР, (очевидно, имеется в виду всё то же кулачество – Д.Ш.) превратилась в сборище отъявленных врагов народа. Позвольте, но кому это интересно в 40-ом году, после московских и всех иных процессов, на которых радикальным образом разобрались со всей правотроцкистской организацией (и со всеми многочисленными врагами вообще), а не со второстепенными и малочисленными её ответвлениями? Тем более, что разоблачили их задолго до основной массы «гадов», и в феврале 1937 никакой угрозы Рютин, Эйсмонт и их присные уже не представляли. В крайнем случае, включили бы данные по Рютину – Смирнову в более важные и прин-ципиальные статьи (правый уклон, право – троцкистский блок, троцкистско – бухарин-ский блок и т.д.), и дело в шляпе. Да и вообще, что это за термин – правые реставраторы? Как будто бывают реставраторы левые! И ведь к реставрации капитализма, по официа-льной точке зрения, после 25-26 гг (а то и ранее) стремились решительно все «уклонисты» и их многочисленные приспешники по всей стране. За что же Рютину и Ко такая честь? Создается впечатление, что члены Рютинской группы были замешаны в чём – то очень серьёзном, но об этом почему – то стеснялись упоминать.
Конечно, молчание послесталинской историографии можно объяснить скрытым сочувствием к рютинским идеям и их авторам – вот, мол, были настоящие борцы с культом личности. И если хвалить их время еще не пришло, то и ругать неприлично; лучше уж промолчать. Но, в таком случае, до 53 года обвинения в адрес «Союза маркси-стов – ленинцев» должны были звучать чаще, полнее, конкретнее и агрессивней. Да и быстрое (за 10 – 12 лет) забвение столь важного дела при этом очень странно. Получается, что дело Рютина было одинаково «неудобно» для всех советских вождей, от И.В. Сталина и С.М. Кирова до Л.И. Брежнева и К.У. Черненко включительно. И внятных объяснений сему казусу за много лет, силами передовой советской науки (в лице ея общественно – исторических дисциплин), так и не придумали. Чудеса, да и только!
В то же время все попытки добиться официальной реабилитации основных участни-ков группы (в первую очередь, самого Рютина, Замятина, Рохкина и обеих Каюровых, благо они и в прошлых оппозициях не участвовали) встречали решительное противодей-ствие, даже в эпоху «оттепели». А вот П.Г. Петровского и ещё четырёх рютинцев в судебном порядке в те годы реабилитировали, но не более – полноправными больше-виками их по-прежнему не считали. Но и попыток вторичного очернения, в отличии, например, от Ф.Ф. Раскольникова (чья реабилитация в брежневские времена явно счита-лась ошибкой), не было. К слову, последняя просьба о реабилитации Каюрова-старшего была подана родственниками в октябре 86-го, уже на заре перестройки. И 31 числа того же месяца пришёл ответ из Прокуратуры Союза ССР (№ 13/15968-55). И там говорилось, что В.Н. Каюров «к уголовной ответственности за участие в контрреволюционной деяте-льности и проведении антисоветской агитации и пропаганды был привлечён обоснован-но», и дело пересмотру не подлежит. А менее чем через два года, 4 августа 1988-го, «Известия» публикует сообщение Комиссии Политбюро ЦК КПСС о реабилитации 25(!) человек, осужденных по делу «Союза марксистов-ленинцев», в том числе Рютина, Галки-на, Рохкина, Замятина и обеих Каюровых. Удивительная непоследовательность! Или это обычная советская неразбериха? Да нет, совсем не похоже. Как ни рассматривать это дело, и по меркам 30 – 70 годов, и по нынешним, «послесоветским» понятиям, есть в нем некая загадка, скорее даже и не одна.
Интересно, что Н.И. Бухарин в своём завещании «Будущему поколению…» особо упомянул о своей непричастности к «тайным организациям» Рютина и Угланова. Возможно, он действительно ничего не знал, или знал очень мало – иначе его имя также фигурировало бы в деле. Но что это за организация Угланова? Между 29 и 36 годами, от ликвидации правого уклона и до процесса «Объединенного троцкистско – зиновьевского центра», официально существовали только три антипартийных группы – Сырцова, Ломинадзе и др., Рютина – Галкина и Эйсмонта, Толмачева, Смирнова А.П. и др. Все три с очень сходными программами (про последних в резолюции ЦК и ЦКК от 12.01.33 прямо сказано – «подобно рютинско-слепковской антипартийной группировке»), только Сырцов, Ломинадзе и Шацкин пострадали меньше других – вылетели из ЦК и ЦКК, но остались в партии и в родных пенатах (это то же, кстати, непонятно и нелогично). Прочие же «дисси-денты» тех лет – или отголоски прежних оппозиций (Раковский и Муралов), или же заподозренные в связях с рютинцами и Толмачевым – Эйсмонтом (Рыков, Томский, Шмидт). И никакого Угланова. Правда, была ещё сугубо конспиративная группа левых, в основном сторонников Троцкого, во главе с И.Н. Смирновым, оформившаяся весной 31 года. В неё входили такие известные личности, как Е.А. Преображенский, И.Т. Смилга, С.В. Мрачковский и многие другие – в ОГПУ считали, что по делу сих подпольщиков надо бы арестовать человек двести, но большинство из них кто-то предупредил(!), и привлечь удалось лишь самых именитых. Это случилось в конце 32 года, а до того оные типы налаживали связи с группой Рютина и иными противниками Сталина. Но реально никто ничего предпринять не успел (см. в частности Гусев А.В. Левокоммунистическая оппозиция в СССР в конце 20-х годов. Отечественная история, 1996, № 1, с.85; и его же: Левокоммунистическая оппозиция в СССР в первой половине 30-х годов. Политические партии России. Страницы истории. М, 2000). Вряд ли Николай Иванович знал что-то определённое об этой группе, и совсем невероятно, что с ней как-то был связан Угланов, самый правый из всех оппозиционеров. Да и в открытой печати об этой группе старались вовсе не упоминать, даже в обвинительных речах.
Конечно, диктуя на пороге вечности последние мысли, Н.И. мог просто ошибиться. Но могло быть и так, что «Союз марксистов – ленинцев» сложился из двух (или неско-льких) самостоятельных групп. Сейчас этому есть убедительные, хотя в основном и косве-нные, подтверждения. Но если бы т. Бухарин знал такие тонкости, вылетел бы он из партии вслед за М.Н. Рютиным, и уж точно раньше всех других подельников. Да, почти наверняка это описка. Но вот зачем вообще приводить фамилию ближайшего соратника в столь трагическом, ярком и искреннем тексте? Очень, кстати, цельном и лаконичном. Воистину, «дело Рютина» – это какая-то «Железная маска» советского производства.
Поскольку из источников 30 – 80 гг извлечь более ничего не удаётся, окончательно перейдем на современную почву. Вначале подойдем к делу с юридической точки зрения. Можно ли считать рютинцев виновными (с «той» точки зрения, конечно) как минимум в антисоветской пропаганде? Безусловно. Можно ли таких людей через год – другой восстанавливать в партии, или хотя бы обещать подобное? Ни в коем случае. Наоборот, подобные личности (хотя бы «организаторы» и «распространители документов») достой-ны заведомо более жесткого наказания, чем, скажем, репрессированные в 18 – 31 гг эсеры, меньшевики, анархисты и прочие «левые». А что мы видим на деле?
Можно возразить, что И.В. Сталин, как теперь известно, требовал расстрелять М.Н. Рютина, и только несогласие прочих членов Политбюро отсрочило эту меру. Но ведь люди, подписавшие и распространявшие крамольный текст, в чём – то даже опаснее его автора. Почему же и их не попытались отправить к праотцам? Тем более, что рютинцы – «троцкисты» явно не жаловали и самого генсека, как, впрочем, и бухаринские ученики, безуспешно учившие его политграмоте. Да и про тех же Каюровых сохранились свидете-льства, что они открыто ругали деловые и моральные качества И.В. Сталина, особенно его бесконечные отсидки в царских тюрьмах и в ссылке (см. например, Вопросы истории КПСС, 1990, № 2, с. 93 или: Забвению не подлежит, Нижний Новгород, 1993, с. 62). Более того – достаточно прочесть вышеупомянутое рютинское воззвание, и любому станет ясно, что члены группы оценивали правящую верхушку Страны Советов крайне низко.
Может быть, «Коба» потому и не стал настаивать на крутых мерах, что «пробный шар» – попытка осудить самого М.Н. Рютина – не удался? Но почему же суровые цекисты проявили вопиющий либерализм в столь важном деле? Всевозможные варианты на тему «не знали», «не поняли», «истолковали по – своему», «не желали обострений», «пожалели старых товарищей» совершенно не убедительны. Слишком яркая и рельефная картинка была перед глазами, чтобы её не понять. Может быть, партийные боссы просто испуга-лись возможной драчки и решили просто «спрятать голову под крыло»? Или же некото-рые товарищи желали сохранить «Союз марксистов – ленинцев» в качестве противовеса сталинской группе? Это выглядит более правдоподобно, но все равно ряд вопросов, и весьма острых, остаётся.
Во – первых, исключенные из партии, лишенные работы и рассеянные по градам и весям «рютинцы» для серьезного противодействия «сталинцам» мало пригодны (хотя это, конечно, лучше, чем ничего). Кроме того, открытая защита «врагов» грозит, рано или поздно, опалой (вначале может быть и мягкой) самим цекистам, и никакие Рютины тут не помогут. Затем, если бы дело «Союза марксистов – ленинцев» восторжествовало, члены действовавшего Политбюро были бы как минимум оттеснены на вторые роли, и никакие напоминания о былой «защите товарищей», помочь не могли. Наконец, балансирование между «рютинцами» и «сталинцами» в любом случае игра очень опасная, на которую большинство тогдашних «вождей» было просто неспособно по своим личным качествам. К тому же большинство партийных функционеров, даже высшего звена, в то время не видели для себя непосредственной опасности со стороны генсека. Ну, в крайнем случае понизит в должности, отправит на периферию, объявит выговор… И из-за таких мелочей городить какой-то огород?
Отметим попутно еще одну несообразность. Деятельность «Союза марксистов – ленинцев» была пресечена практически сразу после его образования. Логичнее было бы дать им хоть немного окрепнуть и расшириться, дабы «противовес» сталинской группе получился весомее. И со стороны карательных органов, толком не выявивших даже ближайших сподвижников группы и её потенциальные связи, такая поспешность также непонятна. Может быть, советские правители считали свое положение столь шатким, что любое «расползание заразы» казалось им гибельным? Но режим, висящий на столь тонком волоске, все равно обречен, и в подобных условиях логичнее было бы побыстрее «сбежать с корабля», то есть примкнуть к заговорщикам.
А если уж «наверху» решили с рютинцами бороться, то чем больше недовольных примкнет к группе, чем сильнее она разрастётся, тем легче будет «взять» их всех (хором) в дальнейшем. Иначе, если ограничиться верхушкой айсберга, прочих многочисленных противников придется хватать ещё не единожды, а их крамольные идеи могут расползтись весьма широко. Так, собственно, и вышло – например, даже в начале 60-х годов уцелев-шие большевики – выборжцы (И.А. Попов, О.А. Стецкая, М.В. Фофанова, А.А. Бабицын) хорошо помнили рютинскую платформу (Вопросы истории, 1989, № 7, с. 43 – 47). В частности, вот как они излагали взгляды В.Н. Каюрова (в КПК, добиваясь его реабилита-ции): «Каюров был не против коллективизации вообще[***], а против коллективизации в той форме, в которой она совершалась… Наряду с развитием фабрик и заводов надо развивать и производство товаров народного потребления, ибо без этого невозможен нормальный товарооборот между городом и деревней». Здесь перед нами почти дослов-ное, хотя и очень краткое, изложение того, что писал Л.М. Каганович 12 октября 1932 года, после разгрома группы (если отбросить неизбежную идеологическую шелуху). Ясно, что рютинские идеи имели достаточно широкое хождение, по крайней мере, среди старых партийцев; иначе вряд ли совершенно различные люди помнили бы их с такой чёткостью через 30 лет. Кроме того, обстановка в стране менялась тогда быстро и регулярно, так что излишняя спешка могла сильно повредить самим «органам». Странно, что на Лубянке решили пренебречь азбучными истинами сыскного дела. Или среди чекистов тоже не было единомыслия (а то и просто царила неразбериха?)
Попробуем подойти к делу с другой стороны. Начнём с одной, вроде бы общеизвестной, но как-то совсем не афишируемой тенденции тех предвоенных лет. Кто ближе всех знал Кобу перед мировой войной и весной 17-го, на пике оппортунизма? Думская пятерка. Кто лучше всего ведал о его ссорах с Лениным в начале 20-х? Родственники последнего. И все остались живы. А злейший враг, единственный открыто вступивший в борьбу, погиб позже всех других, и один из всех цекистов и равных им по положению, на воле, в своем дому. В изгнании, конечно, чёрти где, но всё же в большой и динамичной стране, которая перед Второй мировой считалась лидером левого движения всего Западного полушария. Даже 1-ое издание БСЭ, сурово осуждая правительство Мек-сики в 1938 году за допуск в страну «агента Гестапо – Троцкого», отмечало активное проведение в стране аграрной реформы, широкие демократические свободы, национали-зацию ключевых отраслей промышленности (т. 38, с. 718 – 719). Конечно, умереть под ледорубом провокатора тоже не сахар, но сие куда лучше, чем мямлить вымученные откровения перед пьяным следователем НКВД, и тем паче, чем каяться на открытом процессе в роли откровенного придурка.
Можно возразить, что круг сих людей был очень узок, и при всем желании хватать там было некого. Но в таком случае, при нужде схватили бы всех, и дело в шляпе. Если уж среди них одни враги, церемонится нечего – в конце концов, в ЦК, Совнаркоме, Верхо-вном Совете и в СТО тоже врагов было пруд пруди, и ничего, справились. Так что дело в другом – очевидно, великий вождь опасался, что свидетели его грубых ошибок и явных просчётов сохранили (или могли сохранить) неопровержимые свидетельства его, вождя, близорукости и некомпетентности. И ладно бы только они – ведь эти старые большевики препротивные людишки. Чуть заметят какой огрех, особенно в любимом их марксизьме, сразу делятся с товарищами. И ладно бы только с соратниками по ВКП(б). У них ведь полно старых друзей из иных левых партий, особенно меньшевиков, и большая их часть давно уже торчит за бугром, вместе со своими бумагами. А в парижские и берлинские сейфы так просто не залезешь, не говоря уж о более дальних краях.
А что могли знать о тов. Сосо наши герои? Ясно, что «сие» должно было произойти ещё до Февраля, ибо потом ни у кого из них пути с будущим генсеком не сплетались столь близко. Батум и Баку отпадают, тюрьмы и ссылки тоже, кроме, пожалуй, одного «но», но об этом потом. Остаётся Санкт-Петербург, с сентября 1911-го по февраль 13-го года, короткий, но очень интересный период в жизни И.В. Сталина. Опишем его по самому непредвзятому источнику – Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография, 2 изд., Госполитиздат, М, 1947. Практически без изменений этот текст вошёл и в 52 том первого издания БСЭ, в том же 47 году (Сталин, с. 535 – 622). Составлен сей опус именитыми гражданами из ин-та Маркса – Энгельса – Ленина, половина из них была в тот миг уже членкорами или академиками (Александров Г.Ф., Митин М.Б., Поспелов П.Н.). Но сначала небольшое отступление.
Уже давно, чуть ли не с 1903 года, не стихают споры и дискуссии о возможном провокаторстве Джугашвили – Сталина. Собрано и опубликовано множество фактов, подозрений и слухов, но исключительно косвенных. Какие-то из них кажутся правдопо-добными, какие-то не очень. Вышел на сей счёт целый сборник (Был ли Сталин агентом Охранки? Сост. Ю. Фельштинский, М, ТЕРРА-Книжный клуб, 1999), но общий результат всё тот же – серьёзные подозрения, которым, однако, далеко до однозначной истины. Но на наш взгляд, сама сия ситуация и есть ответ на сакральный вопрос (правда, опять же не прямой). В самом деле, будь ИВС реальным, пусть и малоактивным, осведомителем, неужто сие не выяснилось бы после Февральской революции, ну в крайнем случае в начале 20-х гг? Даже если бы не осталось вовсе никаких документов (во что верится с трудом), Р.В Малиновский, Аля Алексинский (Романов), М.Е. Черномазов, Я.М. Оссис, В.Е. Шурканов, И.П. Михайлов (Ваня-печатник) и иже с ними уж нашли бы неопровержи-мые улики на своего товарища. Хотя бы для смягчения собственной участи, ведь бывших провокаторов в те годы как правило казнили. Вот нашли же в архивах свидетельство, что Н.Н. Жордания в 1901 г, в Метехском замке, дал «откровенные» показания, в результате чего было арестовано «несколько видных кавказских революционеров» (БСЭ, 1-е изд., 1932, т.25, с.563). Непонятно, правда, почему оные пострадавшие не названы по имени – скорее всего, то были будущие меньшевики, или же их быстро выпустили, а скорее всего, было и то, и другое. К тому же в послесталинское время сие обвинение не повторялось, по крайней мере официально. Сам же Жордания, одним из первых обвинив Джугашвили в провокаторстве, никаких доказательств на сей счёт не представлял.

С другой стороны, предлагали ли И.В. Джугашвили поработать на охранку, пусть не сразу, и не при первом аресте? Естественно предлагали, как и любому серьезному противнику режима, исключая самых ярых фанати-ков революции и(или) вечных эмигрантов. Отказался ли он сразу и бесповоротно? Вряд ли, ведь многие арестанты, обвинённые в серьезных преступлениях, давали на сей счёт уклончивый ответ, или даже притворное согласие, дабы облегчить последующее наказа-ние. А зная характер будущего вождя, сей вариант кажется наиболее вероятным. И "изворачивался" он, надо думать, дольше и успешнее других. Конечно, в подобных случаях жандармы рано или поздно понимали всю тщету своих надежд на такого-сякого, но какое-то время их псевдоагенты действовали более свободно, чем основная масса подпольщиков.
А когда и где всё это могло произойти в нашем случае? Скорее всего именно в Питере, в те полтора года с 09.1911 по 02.1913. Вчитаемся в текст вышеупомянутой биографии. 6 сентября 11-го года, отсидев положенный срок, тов. Сталин «нелегально выезжает из Вологды в Петербург». Очевидно, ему после ссылки запретили жить в столицах, или вообще в крупнейших городах империи. Но тогда это очень смелый шаг – ведь в Питере наш герой никогда не бывал, разве что проездом в Таммерфорс и обратно, близких друзей там нет, и где скрываться, тоже непонятно. Ведь в стране ещё эпоха реакции, интеллиге-нты и просто сочувствующие бояться дать ночлег знакомому рабочему – большевику, не говоря уж о каких-то приезжих нелегалах. И результат очевиден – уже 11 сентября незадачливый конспиратор схвачен полицией и отправлен в очередную ссылку, в Волого-дскую губернию. Бежит оттуда уже 29 февраля, хотя за пять с небольшим месяцев осмот-реться и подготовить побег очень трудно. Но не прошло и двух месяцев, как И. Сталин на три года отправляется в Нарымский край. И драпает оттуда через четыре месяца и 9 дней после ареста, и опять в СПБ! При этом «несколько месяцев» (то есть не менее двух) он провёл в тюрьме, и лишь потом отправился в Сибирь. Правда, на этот раз до следующего ареста проходит почти полгода, весьма насыщенных разнообразнейшими событиями.
Во-первых, грядут очередные выборы в Думу, уже четвертого созыва, и большевики активно участвуют в предвыборной компании. В том числе и наш герой: «Преследуемый по пятам полицией, с большим риском Сталин выступает на ряде летучих собраний на заводах. Но рабочие организации и сами рабочие охраняют Сталина и ограждают его от полиции». Это как же-с, окружали трибуну с револьверами в карманах, как на митингах 17-го года? Что-то не верится. Первая революция давно в прошлом, а вторая и во сне вряд ли кому снится. Известно, что в Петербурге за всё время с 1908 по 1916 гг большевики провели лишь одну «вооруженную» акцию – захват частной типографии Альтшуллера (Фонтанка, 96) в ночь с 17 на 18 декабря 16-го года, в котором участвовали двое или трое боевиков (Н.К. Антипов, Б.Д. Шишкин и возможно Дм. Осипов). Да и то револьверы были нужны им для нейтрализации работников типографии. А когда появилась полиция, ей не оказали никакого сопротивления. И правильно сделали, ибо любое сопротивление было совершенно бесполезно. А ведь это канун Февраля, вся страна живёт как на вулкане. Что уж тогда говорить о спокойных днях 12 – 13 гг?! Затем в ноябре – декабре 12 года Иосиф Виссарионыч дважды ездит в Краков, где встречается с Ильичем. Конечно, границу мож-но перейти и нелегально, но для человека, рьяно преследуемого («по пятам») полицией, не слишком ли большой риск? Может быть, в опасную поездку послали кого не жалко, мол, он к тюрьмам и ссылкам давно привык? Но именно в это время «чудесный грузин» пишет свою единственную (до революции) заметную работу «Марксизм и национальный воп-рос». Она нравится Ленину, её спешно готовят к печати, так что выбор посланника, да ещё из столицы, явно не случаен.
Январь и февраль нового, 1913 года, проходят более спокойно, о них в объемной «Краткой биографии» толком ничего не сказано. А 23.02 следует новый арест и ссылка в Туруханский край, теперь уже до Февральского переворота. И никаких попыток побега. Далеко и безлюдно? Конечно, но и в Нарымских краях было немногим лучше. И вообще, бежать на юг, к Транссибу, хуже всего – там уже ждут, и почти наверняка сцапают. Вот Я.М. Свердлов в июне 11 года также пытался бежать из Нарымской ссылки, но неудачно. В сентябре следующего года Яков Михайлович бежит на маленькой лодке, а когда она тонет, пересаживается на пароход, где его, конечно, опознали. И только в декабре, «Воспользовавшись ослаблением надзора жандармов в связи с приездом к нему жены и ребенка» (БСЭ, 1-е изд., т. 50, М, 1944, с.398) он благополучно добрался до Питера, где, однако, был вновь арестован через пару месяцев. А вот Л.Д. Троцкий из Берёзова, что ничуть не лучше Курейки, благополучно удрал через леса и болота на Урал, по нехожен-ным оленьим тропам. А на Нижнем Енисее, куда в те годы регулярно заходили корабли Карских экспедиций, «северный вариант» побега осуществить ещё проще.
Исходя из вышеизложенного, складывается такая картина. «Предложение» было сделано не позднее 11.09.1911, а возможно в Сольвычегодске или даже сразу после ареста в марте 10-го года. Впрочем, «предложений» могло быть несколько, всё более настойчивых и се-рьезных. Нарымская ссылка – наказание за бездеятельность, а последующее послабление связано, очевидно, с карьерным ростом опекуемого. Как-никак кооптирован в ЦК, как бы ни был худосочен в ту пору сей орган, к Ульянову ездит, статьи пишет, с кандидатами в Думу встречается. Может быть, было и реальное содействие полиции, хотя бы косвенное – ведь почти одновременный арест Сталина и Свердлова произошёл по доносу Р.В. Мали-новского, которого наш герой хорошо знал лично, и не мог не заподозрить в содеянном. Однако гласные обвинения появились лишь год спустя… К тому же охранники уже давно поняли, что И. Джугашвили конспиратор неважный, и при нужде схватить его будет сов-сем нетрудно. Ну а потом, когда, наконец, все надежды рухнули, последовало заслужен-ное наказание. И бежать теперь уже никакого смысла не было, независимо от места и времени постигшего ИВС вполне справедливого возмездия.
Понятно, что те, кто наиболее тесно соприкасался в те дни, или чуть позже, с новоявленным членом ЦК, могли всё это знать куда лучше нас с вами. Например, В.Н. Каюров переселился в Питер в ноябре 1912 года, когда там уже существовало «сормовско – николаевское» землячество, многих членов которого, включая старого большевика Д.А. Павлова, он хорошо знал. «Землячество поддерживало определенную связь с нижегород-скими партийцами (Келлер, ук. соч., с. 44; до этого Каюров несколько лет проработал на заводах Сормова и Нижнего Новгорода). В дальнейшем наш герой активно участвовал во всех акциях столичных большевиков – от выборов в больничные кассы в конце 1912-го до агитации среди солдат Петроградского гарнизона в феврале 17 года. На раз встречался с А.М. Горьким, после амнистии 1913 года вернувшегося в СПБ, регулярно информировал «думскую шестёрку» о положении дел на рабочих окраинах города. С апреля 13 года Каюров работает на телефонном з-де «Эриксон» вместе с Н.М. Шверником и известными меньшевиками К.А. Гвоздёвым и Васильевым-Копчёным. Доверительные отношения связывали его и со старым большевиком И.Д. Чугуриным, слушателем школы в Лонжюмо и председателем Выборгского райкома (а впоследствии и членом ПК), активным участ-ником Февральской революции, и также бывшим сормовцем.
И П.Г. Петровский, естественно, проживал в столице в те дни, когда его отец ходил на думские заседания. И не просто проживал, а выполнял некие большевистские поручения, иначе никто не принял бы его в партию в разгар мировой войны. Работал в те годы на заводах Выборской стороны – Леснер и И.П. Пузырев – и Каюров-младший (токарем по металлу). А вот Г.Е. Рохкин и М.Е. Равич-Черкасский, земляки Петровского-старшего по Екатеринославу и Харькову, могли что-то узнать от него, или от его коллег – думцев. А вот П. Замятин, скорее всего (к сожалению, точных данных найти не удалось) – это тот самый Замятин, который в 1899 привлек В. Каюрова к работе в Сормовском социал-демо-кратическом кружке. В общем и целом, добрая половина Союза марксистов-ленинцев, общаясь с вышеупомянутыми личностями и их близкими, могла что-то знать, или хотя бы подозревать.
Сложнее обстоит дело с М.Н. Рютиным. До 17 года он в Питере ни разу не был, и мало с кем из питерцев общался. Но 1903 – 04 годы он провёл в родном Балагановском уезде, где как раз отбывал первую ссылку И. Джугашвили, и тогда же он совершил свой первый побег. Вряд ли наблюдательный и вдумчивый юноша не заинтересовался такой сенсацией. В 05 – 08 гг Рютин учился в Иркутске, негласной столице Сибири, там же окончил школу прапорщиков, затем, в годы первой мировой, служил в Харбине, в охране КВЖД. В семна-дцатом Мартемьян Никитич – председатель Харбинского совета, затем командующий войсками Иркутского ВО, в 20 – 22 гг на партийной работе в Сибири. Весной 17-го он был свидетелем недовольства сибирских большевиков, особенно рабочих, «объединенческими (с меньшевиками – Д.Ш.) стремлениями партийной ссыльной интеллигенции» (А.Г. Шляпников, Семнадцатый год, М, издательство «Республика», 1992, с. 455). И только в 24-ом он попадает в Москву. Очевидно, общаясь со множеством каторжан и ссыльных, а потом работая с бывшими узниками, он не мог не знать их разговоров о Сталине, которого коллеги по отсидкам регулярно обвиняли в разнообразных проступках и прегрешениях. И конечно никто из них, по крайней мере до 23 года, и не думал скрывать свои подозрения от обаятельного и серьезного сибиряка. Включая, кстати, и В.Н. Каюрова, который с августа 1921 по сентябрь 1922 возглавлял Сибирскую комиссию по чистке партии в г. Новониколаевске… Как минимум одна их встреча, ещё в 20 году, в Кузбассе, была зафиксирована документально (Вопросы истории, 1989, № 7, с. 43). Людмила Васильевна, дочь Каюрова, как-то упомянула (к сожалению, сие нигде не зафиксировано на бумаге), что её отца однажды назвали «главным пособником» Рютина. Что ж, вполне почётное прозвище. Заметим ещё напоследок, что на следствии, да и на суде, Мартемьян Никитич вёл себя просто по-хамски. Опроверг все обвинения, писал протесты, ни в чём не признался. Судили его в январе 37 года целых сорок минут, но так ничего и не добились. И от последнего слова, где по идее должно было прозвучать если не раскаяние, то хотя бы выражение любви к партии, он отказался. И с таким гадом церемонились почти пять лет! То ли дело маршал Блюхер – не хотел признаваться, так забили его до смерти, и дело с концом. Да и не только его.
Возникает соблазн причислить к когорте «что-то знавших» и К.А. Гвоздёва, коллегу Каюрова-старшего по заводу Эриксон. Ведь он работал в Питере в 1909 – 11 и в 14 – 17 гг, а в 11 – 14 отбывал ссылку в Вологодской губернии (БСЭ, 1-е изд., 1929, т. 14, с. 746). При Советах дважды сидел в тюрьме, но не в лагере, потом на спецпоселении на юге Красно-ярского края. Из ссылки освобождён в апреле 56-го, но реабилитирован лишь в 1990 году. Однако, тут есть одно очень большое «но». Кузьма Антонович был не только убеждённым меньшевиком, но и ярым оборонцем в годы Первой мировой, одним из руководителей ра-бочей группы Военно-промышленного комитета. Согласно БСЭ, в те годы был даже такой термин, как «гвоздёвщина». Понятно, что такой тип после Октября сидел очень тихо и не высовывался. Да и вообще, вождь всех племён и народов, в отличии от Ленина, очень снисходительно и терпимо относился к меньшевикам. Люди тихие, осторожные, склонные к кабинетной работе, и совсем не честолюбивые. Не токмо бомб не кидали и в министров, полицмейстеров и губернаторов не стреляли, но и вообще не одобряли, как правило, насильственных действий. Ну, а то что они помешаны на теории марксизма, его идейной чистоте и непорочности, членам нашего Политбюро было пофигу. Ведь даже удивление, как давно отмечено, может возникнуть лишь при некотором знании. Так что, скорее всего, тут дело вовсе не в какой-то особой осведомлённости нашего персонажа. Также и знаме-нитый статистик, академик С.Г. Струмилин, избежал каких-либо репрессий в годы культа скорее всего из-за принадлежности к меньшевистской фракции в 1903 – 20 гг, хотя как делегат ещё Стокгольмского и Лондонского съездов РСДРП он обязан был знать многое. К тому же и статистика в глазах вождя была, пожалуй, самой безобидной из всех общественных наук. Ведь считают не голоса на съезде, а тонны, километры и литры, число коих всегда можно подправить, благо ответить они не смогут.
Можно возразить, что знаменитый писатель В.Я. Зазубрин, автор первого романа о гражданской войне («Два мира») и первой реалистической повести о работе ЧК («Щепка») тоже проживал в Иркутске в самое горячее время, но был запросто арестован и расстрелян в сентябре 37-го. Но ведь Владимир Яковлевич учился в юнкерском училище в то время, когда город был занят белыми (с осени 18-го до лета 19-го гг), и общался, естественно, с людьми, совершенно чуждыми всяким революционерам и их организациям. А до того он обретался в Пензе, Сызрани и Оренбурге, провёл, правда, пару месяцев и в Петрограде (и в его пригородах), летом 1917-го, но опять же как юнкер. Да и время было уже совсем другое, даже по сравнению с январем того же года.
Порядка ради отметим ещё одно «но», формально вроде бы и не связанное с нашей повестью. Арон Александрович Сольц, в 12 году сидевший вместе с Джугашвили в Нарымском крае, тоже человек странной судьбы. В дни большого террора поругался с А. Вышинским и обозвал его старым меньшевиком, в отличии от его жертв, испытанных большевиков. Ну, сама по себе ссора с главным прокурором «дяде Джо» могла даже понравиться, чем больше они грызутся между собой, тем лучше. Но вот защищать явных врагов народа, и не один раз, и бумаги писать в их защиту – уже смертный грех. А в наказание оного склочника всего лишь понизили в должности. Правда, и сам Сольц, по мнению некоторых, совсем не безгрешен, он в частности, работал в управлении строите-льства Беломоро-Балтийского канала в начале 30-х годов. Но даже по меркам тех лет то был почти курорт – там хоть кормили, в отличии от десятков и сотен колхозов по всей стране. А до того много лет работал в судебной комиссии по помилованию, и исправно исполнял свои обязанности. Но самое поразительное – в апреле 40 года Арона Алексан-дровича попросили выступить на заседании, посвящённом дню рождения Ленина (ведь он знал вождя лично). Слово ему дали в самом конце, и услышали буквально следующее: «Вот вы все здесь говорили о Сталине, а ведь мы собрались для того, чтобы почтить память Ленина. Про Сталина до революции мало кто знал» (Реабилитирован посмертно, 2-е изд., М, 1989, с. 188). И ведь пригласившие такого типа на собрание отделались потерей работы, самого же клеветника не тронули, как «выжившего из ума старика». Но, во-первых, старик был всего на семь лет старше Сталина, и моложе А. Шлихтера, Н. Кру-пской, М. Цхакая, О. и П. Лепешинских. А главное, за такой удобной формулировкой может безнаказанно спрятаться кто угодно (что хочу, то и говорю; а попробуйте на улице, как отметил задолго до того герой знаменитого романа). Потом, по мнению А.И. Микояна, он провёл несколько лет в психбольнице, но это явное преувеличение – по свидетельству очевидцев, Сольц «лечился» не более полугода. Во всяком случае, большую часть войны он провёл в эвакуации в Ташкенте, вместе с уцелевшими старыми большевиками, а незадолго до победы вернулся в Дом на набережной, где и умер в своей комнате, в конце апреля 45-го. Возвратившиеся примерно в то же время в Москву бывшие соратники и отвезли его в крематорий.
И ещё. Мы уже упоминали о странноватом поведении органов в деле Рютина. Фактическим руководителем ОГПУ тогда уже был зам председателя Г.Г. Ягода, ибо В.Р. Менжинский вечно болел и был почти при смерти. Логично предположить, что такая неумелость чекистов вызвала некое неудовольствие власти. Тем паче, что Ягода среди гепеушников слыл либералом, а в данном деле сие было неуместно. Ан нет. Более того – 1 декабря 34 года был убит С.М. Киров, и не в какой-то глуши, и даже не на частной квартире, а посреди Смольного, на глазах изумлённой публики. И вот после столь возму-тительного случая тов. Ягода еще восемнадцать месяцев возглавлял «органы». А потом более полугода проработал наркомом связи, да и под топор попал в числе последних (из именитых, конечно). А где же обретался в интересующее нас время, или чуть позднее, милейший Генрих Григорьевич? Так точно-с, в Санкт-Петербурге. Правда, даты его возвращения из ссылки и вступления в РСДРП сильно разнятся, но несомненно, что не позднее весны 14 года он поступил на работу в больничную кассу Путиловского завода, где и трудился до самого Февраля, исключая год армейской службы. И всё это время сотрудничал с большевиками столицы, пусть и не всегда активно.
Понятно, что царствующему генсеку вся эта Рютинская кампания была крайне неп-риятна. И если уж пришлось их принародно высечь со всей строгостью, то потом, когда страсти поутихли, вспоминать этих бандитов совершенно не хотелось. Ну, тех, кто засветился в «обычных» оппозициях, и надо крыть как простых оппозиционеров, а всех остальных лучше постепенно забыть. Как будто их и не было. Такая позиция, кстати, позволила выжить некоторым родственникам «разложившихся врагов» – они ведь тоже могли что-то знать. У М. Рютина из троих детей расстреляли сына Василия, второй сын и жена умерли в заключении, а дочь Любовь Мартемьяновна, освобожденная из мест заклю-чения в 56 году, дожила до времени перестройки и полной реабилитации своего отца. А. Каюров и его брат Пётр расстреляны в 37-ом, третий брат Виктор и сын Александра Саян погибли на фронте. Ещё один брат, Анатолий, был в 38 осуждён на три года, в 41 ос-вобождён, участник ВОВ. Умер в 54 году от болезни сердца. Их мать, Елена Николаевна Каюрова, в 39 осуждена на пять лет, в 43-ем освобождена досрочно, в середине 50-х вернулась в Подмосковье (проживала в г. Фрязино, ул. Центральная, д. 30, кв. 10), 16 июня 58 года реабилитирована (справка Прокуратуры Союза ССР №74-86). Хлопотала о реабилитации своих родственников, удалось сие лишь частично – все приговоры 36 – 39 гг отменили, а по делу Рютина нет. А вот её дочери, Людмила и Надежда, репрессиям не подвергались. Правда, муж Надежды Б.Д. Шишкин в годы террора был исключён из пар-тии и отправлен заведывать турбазой (или санаторием) в Баксанском ущелье на Кавказе. Состоял сей объект из десятка изб, без особых удобств, да и добраться туда было непро-сто. Но согласитесь, по тем временам это и наказанием-то назвать нельзя. К тому же в конце 40 или в начале 41 гг директора турбазы восстановили в партии, а вскоре разрешили и в Москву вернуться.
Но может быть, оный Шишкин и не поддерживал никаких отношений с тестем, в те годы и свадьбы праздновались редко? Ничего подобного – они познакомились ещё в 14 году, когда Борис, опасаясь полицейских преследований, покинул Москву и перебрался в СПБ, где поступил работать на завод «Эриксон». А с 1 июля 16 года Шишкин трудился на автомобильном заводе И.П. Пузырев, там же, где и Каюров-младший. Сохранилось удос-товерение № 33616, выданное 9 сентября 17 года Петроградским воинским начальником, что оный Шишкин не подлежит призыву, как выполняющий заказы военного ведомства в качестве инструментального слесаря. Затем наши герои неоднократно встречались в Сибири, где оба работали в 20 – 21 гг, а чуть позже осели в Москве, имея кучу общих интересов – театр, шахматы, отечественная история… К сожалению, выяснить хоть что-то о родственниках большинства рютинцев не удалось, неизвестно даже, были ли они у них. Остаётся надежда, что кто-нибудь откликнется на призыв автора и поможет ему заполнить сей пробел. Отметим лишь, что П. Г. Петровский 10.11.37 года приговорен к 15 годам лишения свободы и 5-ти поражения в правах, а 11 сентября 41 года расстрелян вместе с другими узниками Орловской тюрьмы, при подходе немцев к городу. Его сын Леонид в 74 году опубликовал биографию отца (Петровский Л.П., П. Петровский, Алма-Ата, 1974). У Антонины, сестры Петра, в годы террора погибли оба мужа, но сама она с детьми каких-либо неприятностей избежала. Второй брат Леонид в 37 попал под следствие, но не был даже арестован, а вскоре и полностью восстановлен в правах. В самом начале войны он в чине генерал-лейтенанта командовал 63-им стрелковым корпусом, будущего Западного фронта. В июле 41-го руководил успешным контрударом корпуса на Бобруйском направ-лении. К сожалению, в середине августа, при прорыве из окружения Леонид Григорьевич был смертельно ранен в окрестностях Жлобина, и 17-го числа скончался.
Тут, конечно, можно порассуждать, что всё это выглядит очень подозрительно, а не шлёпнули ли его под шумок свои, особисты, которые ничего не забывали и никого не прощали? Но в подтверждение сей версии решительно ничего реального привести нельзя, да и характер раны – повреждение черепа размером 10 на 18 сантиметров – говорит в пользу осколка, а не пули. Правда, обстоятельства гибели комкора противоречивы и запу-таны, был ли он один или с группой бойцов, кто-то говорит о ранении в живот, или в руку ещё в самом начале сражения. Неясно даже, что немцы написали на могильном кресте – просто генерал-лейтенант Петровский или ещё и командир чёрного корпуса. Чёрным его вроде назвали из-за обилия зеков среди личного состава, но там было и множество волжан (корпус формировался в Саратовской обл.), и на здании бывшего штаба в Саратове есть мемориальная доска. Но, с другой стороны, в какой области в те годы не было подневоль-ного населения? Есть версия, что генерал застрелился, но попасть в плен он вроде не мог, да и почти половина корпуса худо-бедно прорвалась к своим. Порицают его ещё за отказ принять командование армией до выхода корпуса из кольца, и за постоянное хождение под огнём в часы прорыва. Но наверно, командир знал лучше других, где и когда ему надлежит быть, дабы обеспечить успех дела. И даже не успех, а лишь возможность успеха – хотя 63 корпус был одним из лучших в РККА, да и под разгром первых дней войны не попал (его части прибывали в окрестности Гомеля уже в ходе войны, и к линии фронта выдвигались более-менее организованно), там хватало неумелых командиров и необучен-ных бойцов. Ну а противоречия и неувязки в показаниях свидетелей и сослуживцев зако-номерны и обычны для каждой войны, особенно когда ими заинтересовались почти через три года после случившегося.
В качестве иллюстрации сказанного приведём ещё один известный эпизод, где разноч-тений гораздо больше. Семён Васильевич Руднев, комиссар партизанского соединения С.А. Ковпака, погиб в бою 4 августа 43 года у посёлка Делятин, Станиславской области, во время партизанского рейда в предгорья Карпат. По другим данным, раненный комиссар застрелился, дабы не попасть в плен. Ранен он был то ли осколком снаряда, мины или гранаты, то ли пулеметной или автоматной очередью. Наконец, уже в годы перестройки появилась версия, что Руднев застрелен своими же, как подозрительный тип, к тому же склонный к контактам с УПА. Мол, когда в 46 году обнаружили тело, в голове было два пулевых отверстия, а при самоубийстве второй патрон разрядить трудно. Но во-первых, версия самоубийства никогда не была бесспорной, а во-вторых, второй выстрел могли сделать и немцы – в горячке боя фиг поймёшь, убит человек, ранен, или слегка контужен, и очнувшись, вот-вот рванёт к своим. А трассологическую экспертизу тогда никто, естес-твенно, не проводил… Однако, в биографии Семёна Васильича кое-какие неясности всё же есть. В феврале 38-го комиссара бригады (Де-Кастринский УР, в Приморье) Руднева арестовали, но обвинение предъявили лишь в мае 39-го! На следствии он признался, что создал право-троцкистскую организацию среди воинов укрепрайона, но отверг все обви-нения в шпионаже и диверсиях. Хотя одной этой «организации» с лихвой хватило бы на «вышку». Затем СВ вовсе отказался от признательных показаний, мол подписал их под физическим воздействием. Неужели струсил? Но все без исключения, знавшие Руднева, свидетельствуют, что это был бесстрашный и очень выдержанный, целеустремлённый человек. И храбрость его была не минутной смелостью юности или отчаяния, а глубоко укоренившийся чертой натуры. Причём это мнение не только соратников, но и немецких разведчиков из зондерштаба «Р», специализировавшихся на русских партизанах, и соседей по партизанским краям, и высшего начальства в ЦШПД. И знаменитый советский развед-чик И.Г. Старинов, знавший С. Руднева еще с начала 30-х годов, когда последний учился в Киевской партизанской спецшколе, не изменил своего мнения о нём и в постсоветское время (И.Г. Старинов, Записки диверсанта, Альманах «Вымпел», М, 1997). Напомним, что это тот самый Старинов, который в ноябре 41-го провёл операцию по выводу из строя важнейших объектов в г. Харькове с помощью радиоуправляемых мин. Однако, вернемся к следственному делу 39 года.
В июле 39-го дело отправили в Военную коллегию Верховного суда СССР, оттуда его возвратили в военный трибунал Второй отдельной краснознамённой армии на Дальнем Востоке. Возвратили из-за многочисленных противоречий и недоказанности обвинений. Но позвольте, какой же дурак послал подобную «липу» в высшую судебную инстанцию страны? Давно по шапке не получал? Опять же, волна большого террора уже схлынула, и Лаврентий Палыч старался, хотя бы внешне, всех мало-мальски годных офицеров вернуть на службу, пусть и без формальной реабилитации. И отчего скромному политруку в зва-нии полкового комиссара (что соответствует полковнику строевой службы) такая честь? И повторно дело никто не рассматривал – Руднева осенью 39-го просто освободили, и он вернулся к исполнению своих обязанностей по службе. Но ненадолго – в самом конце года был комиссован по состоянию здоровья и вернулся в Путивль. А уже в мае сороко-вого он возглавляет Путивльский районный совет Осовиахима, который под руководством Руднева развивает кипучую деятельность. Собственно, именно эта довоенная подготовка позволила осенью 41-го создать в районе два боеспособных и хорошо вооруженных отряда, и с приходом немцев сразу двинуть их в бой. Потом оба отряда объединились, С.А. Ковпак стал командиром, а С.В. Руднев комиссаром соединённого отряда. А почему не наоборот? Все источники, опять же и наши и немецкие, единодушны в том, что оперативные планы и замыслы отряда разрабатывал именно Руднев, и он же проводил их в жизнь. Как правило, быстро, чётко и успешно. Но когда весной 43 года в Украинском ШПД решили отозвать Ковпака в Москву, комиссар соединения был решительно против. Может, опасался что здоровье подведёт? Но никаких жалоб не было, ни в Путивле ни позже, даже после ранения зимой 42 года. Или же считал свою репутацию подмоченной, но таких в Союзе тогда было пруд пруди. А до ареста ничего особенного вроде бы с нашим героем не случалось. Родился в многодетной крестьянской семье, образование сре-днее. В 17 году красногвардеец, потом боец РККА, в 29-ом окончил Военно-политичес-кую академию, с 32 года служил на Дальнем Востоке. С 1914-го и до конца 17 года, исключая время ареста (2 – 3 месяца), работал в авиационных мастерских Русско-Балтий-ского завода в Петрограде. А где это конкретно? А в начале Строгановской набережной, на северо-западной окраине Выборгской стороны. Причём рядом, или почти рядом, с известными нам заводами И.П. Пузырев, Лесснер и Эриксон. Вот такие дела.
Но позвольте, возразит иной читатель, вот С.М. Кирова застрелили «при первой необходимости», и ничего, обошлось. А ведь он восемь лет возглавлял Ленинградский обком, облазил весь город и его окрестности, лично знал сотни людей. И что, никто ничего не рассказал ему по интересующей нас теме, и даже не намекнул? Но во-первых, намёков и рассказов мало, нужны хоть какие-то обоснования. Они могли у собеседников Мироныча и быть, но выкладывать столь скользкие вещи члену Политбюро, верному сталинцу и личному другу вождя – уж сие увольте. А те, кто знал больше других и не постеснялись бы свои мысли изложить, тогда уже обретались далеко от Питера. К тому же сам Рютин, его соратники и единомышленники весьма враждебно относились к Кирову, считали его беспринципным политиканом, бывшим меньшевиком, к тому же в годы реакции сотрудничавшим с кадетской газетой «Терек», во время жития во Владикавказе (кстати, советские источники 30-х и более поздних годов стыдливо именовали сию газету «либеральной»). Последнее обвинение явно несправедливо – и Маркс, и Ленин, и множе-ство их соратников печатались где угодно, лишь бы издали с наименьшими купюрами. Меньшевики и большевики во многих местных комитетах работали сообща, без разделения на фракции, до самого конца 17 года, а кое-где и позднее, так что и сие обвинение не очень серьёзное. Но факт остаётся фактом – те из вышеперечисленных, кто мог знать больше других, воспринимали Мироныча скорее как противника, и уж никак не числили его в союзниках, пусть только и в потенциальных.
И наконец, последний персонаж нашей драмы – Александр Гаврилович Шляпников, член РСДРП с 1901 года, фактический глава Русского бюро ЦК в дни Февраля, вожак рабочей оппозиции (мы, в отличии от официальной историографии, этот термин приводим без кавычек, ибо она таковой и была), автор лучших воспоминаний о Февральской революции и о её предистории (на наш взгляд), первый критик тогда только зарождавшейся командно – административной системы Союза ССР (в сентябре 26 года). Но позвольте, возмутится внимательный читатель, ведь Шляпников в группе Рютина не состоял, и принадлежность к ней не ставилась ему в вину даже в 37 году. А почему, с какой стати?! В 14 – 17 гг он, как говорится, «знал весь Петроград» (где работал ещё в начале века и в годы первой революции), дважды по поручению ЦК ездил за бугор – в Стокгольм, Копенгаген, Лондон и Нью-Йорк (проработав несколько лет на заводах Европы, Шляпников в совершенстве знал немецкий и французский, к тому же имел французский паспорт), поддерживал связь с Лениным и Зиновьевым. Много общался с думской пятёркой в самые критические дни – перед войной и в самом её начале, постоянно сотрудничал с «недюжинной силы» рабочими Выборгского р-на (Чугурин И.Д., Александров, Каюров В.Н., Тихомирнов В.А.; цитируется по: Канун семнадцатого года, М, ИПЛ, 1992, с. 239, 240. Во втором томе упомянуты в том же духе А.С. Куклин, А.К. Скороходов, Д.А. Павлов и М.Г. Павлова). А когда 12-го марта в Петроград явилась из ссылки группа товарищей, «среди которых были депутат Муранов, член старой редакции «Правды» Каменев и член ЦК Джугашвили-Сталин» (Семнадцатый год, с. 444), они сразу же взялись исправлять излишне резкий тон Русского бюро ЦК в отношении Временного правительства и мировой войны (там же, с. 446, 447). То есть практически заняли оборонческую, меньшевистскую позицию, в чём АГ их резко критиковал, и тогда, и позже (там же, с. 447 – 450). А на 451 странице своих воспоминаний Шляпников пишет: «Негодование в районах было огромное, а когда проле-тарии узнали, что «Правда» была захвачена приехавшими из Сибири тремя бывшими руководителями «Правды», то потребовали исключения их из партии». А в 21 – 33 гг автор этого отрывка почти непрерывно был в оппозиции к правящей верхушке ЦК, за что и пострадал раньше и быстрее большинства уклонистов – с 33 года и до самой смерти он почти всё время провёл в ссылках и тюрьмах. Расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР 2 сентября 1937 года по делу Московского центра рабочей оппо-зиции. Осуждён почти что в индивидуальном порядке, вместе с ним по делу проходило всего два – три человека. Наверное, ненависть генсека к бывшему члену Русского бюро была так сильна, что его лишили даже сомнительного права проходить по какому-то открытому, или просто известному, процессу.
Уже в 36 году, когда опальный революционер никакой опасности для режима вроде уж и не представлял, его в очередной раз облили грязью в печати. В БСЭ первого издания, в большой статье о Февральской буржуазно-демократической революции (т. 57, с. 26) сказано буквально так: «Руководство массами осуществлялось большевистской партией в борьбе с оппортунистической линией Шляпникова, удерживавшего рабочих-большевиков от немедленного овладения оружием и призывавшего их пассивно ожидать перехода сол-дат на сторону революции». Как будто оружие валялось на улице в нужном количестве; да и никто из участников восстания никогда не предъявлял каких-то претензий к Александру Гавриловичу. Разве что И.Д. Чугурин утром 27 февраля, прибежав на явку Русского бюро ЦК, срочно потребовал оружие, иначе, мол, всё погибло. Оказалось, что первые попытки сагитировать солдат не шибко удались. Но после короткого спора решено было продол-жать агитацию среди солдат, невзирая на жертвы. Ибо, как считал Шляпников, «вопрос решался не десятком револьверов, которые мог бы приобрести я, а присоединением к движению всей или наиболее активной массы солдат» (Семнадцатый год, с. 116). И уже через пару часов «неутомимый товарищ Чугурин с винтовкой в руках» (там же) принёс первые вести о переходе солдат на сторону восставших. Впрочем, тут важнее другое – ещё до первого Московского процесса и до официального развязывания террора Шляпников уже стал «врагом народа», причём одним из вреднейших. И такой человек не вошёл в группу Рютина? Может быть, её члены боялись такого союзника – он, мол, небось, давно уже под неослабным надзором? А может быть, считали, что вечный оппозиционер сам найдёт своих союзников без всякого приглашения? Трудно сказать. Можно предположить, что выступая против «завинчивания гаек» по всем фронтам, Александр Гаврилович почему-то считал лишним нападать на самого генсека. Но это совсем уж фантастическое предположение. Скорее всего, какие-то связи с рютинцами у него всё же были, но осоз-навая опасность таких контактов, старые подпольщики тщательно их замаскировали.
Во всяком случае (как и у многих рютинцев), трое детей А.Г. Шляпникова и его супруга пережили И. Сталина, а кто-то и Л. Брежнева с М. Сусловым. Все они побывали в тюрьмах и (или) ссылках, жена даже дважды, но без летальных последствий, а в 55 – 56 гг были освобождены (И.А. Шляпникова, Александр Шляпников и его время, М, Новый хронограф, 2016). Дочь АГ Ирина Александровна в годы перестройки опубликовала ряд статей и заметок, в которых восстановила доброе имя отца. Она, в частности, энергично опровергала нелепые штампы сталинского агитпропа, вроде вышеупомянутой оценки февральских дней. Уже в начале 90 гг И. Шляпникова высказала свою точку зрения, кого упомянул Ленин в статье «Удержат ли большевики государственную власть?» (ПСС, т. 34, с. 321 – 322). Там, среди прочего, описан небольшой эпизод июльского подполья, разговор с хозяином квартиры о хлебе, и его выводы о непрочности власти «временных». Собе-седником вождя обычно считают Э.Г. Кальске или В. Каюрова (аргументы в его пользу см. Вопросы истории КПСС, 1991, № 6, с. 129 – 132), но называются и фамилии Н.Г. Полетаева, С.Я. Аллилуева и других, а иные авторы считают хозяина квартиры собирате-льным лицом. Но это, на наш взгляд, вопрос малосущественный, даже для тех дней. Ильич написал этот кусочек (он занимает менее 3 % от общего текста статьи) с единственной целью – убедить членов ЦК, что рабочие Выборгской стороны не пали духом и готовы, при необходимости, к решительным действиям. Но это, как и пристрастие Ленина к насильственным методам, всем было известно и так, заметка прошла незамеченной, а большинство в ЦК большевиков по-прежнему имели противники вооруженного восстания в ближайшие месяцы. Собственно, Октябрьский переворот был произведён ВРК при поддержке питерских активистов явочным порядком, при скрытом, а иногда и явном, противодействии многих цекистов (правда, в угоду «правым», и вопреки ленинским советам, его приурочили к удобной дате, дабы соблюсти все формальности). Ну а через неделю – две после восстания и сама статья Ильича во многом потеряла актуальность. Теперь вопрос о власти большевиков решался практически, и аргументы за и против выдвигала сама жизнь. Но строго говоря, Ленин в своей заметке мог, да и должен был, максимально замаскировать и обезличить своего собеседника. Ведь статья была напечата-на в общедоступном журнале «Просвещение» (№ 1-2 сентябрь-октябрь 1917-г., причём в самом начале номера, если верить третьему собранию сочинений В.И. Ленина, т. XXI, Москва – Ленинград, 1928, с. 245), и было ясно, что новую работу большевистского вождя прочтут и в соответствующих органах Временного правительства. А активисту полулега-льной партии, укрывавшему объявленного вне закона вождя, словесный портрет в печати был совершенно не нужен. Так что огород городить не только не из-за чего, но и не из чего. Впрочем, мы опять отвлеклись.
Конечно, и в годы большого террора, и позднее, остались в живых и порой даже не загремели куда следует многие, с точки зрения вождя и его присных совершенно того не заслужившие. Тут не обошлось без ошибок и сбоев, что совершенно естественно – энкеведешники больше года работали на пределе, и при такой массе народа огрехи были неизбежны. Других, как М.С. Кедрова и Ф.И. Махарадзе, оставили в живых по прямому указанию Сталина, как личных врагов Лаврентия Палыча (до Кедрова осенью 41-го, в неразберихе войны, Берия всё же добрался). Понятно, что ближайшие соратники вождя могли проделывать те же фокусы с людьми рангом пониже, дабы иметь живых свидетелей против товарищей по политбюро и ЦК. А вот С.И. Кавтарадзе в живых и невредимых оставлен был, скорее всего, с чисто демагогическими целями. Вот мол, национал-укло-нист, троцкист и левый оппозиционер, а как признал честно свою вину – и на свободе, и к тому же на ответственной работе. А ведь хотел убить самого Сталина, если верить словам последнего. На самом-то деле вождь прекрасно знал, на основе многолетнего знакомства, что Кавтарадзе лично против него никогда ничего не предпринимал и не замышлял. По сему, видно, именно его и оставили на роль счастливо раскаявшегося уклониста, яркого свидетеля гуманности советской юстиции и лично товарища Сталина.
Пожалуй, из видных большевиков довоенной поры только один не вписывается в нашу схему – А.И. Мильчаков, генсек комсомола в конце 20-х, а через десять лет знаменитый руководитель «Союззолота», отказавшийся использовать в своей епархии труд заключён-ных. И вот такой человек, по существу оскорбивший наркома Ежова и Л.М. Кагановича, отделался отсидкой не в самых гиблых местах, в Норильске и в Магадане. После реаби-литации в 54 году (реабилитирован одним из первых) работал в управлении трудовых резервов, с 56-го персональный пенсионер. Охотно ездил по стране, выступал перед молодёжью с воспоминаниями о своей жизни и разоблачением культа личности, за что, по слухам, получил выговор в конце 60-х годов, не то от Суслова, не то от самого Леонида Ильича. И с тем же Кагановичем он перед арестом не раз ругался, чаще всего защищая своих коллег и подчинённых от надуманных обвинений. Очевидно, такая смелость и смутила на какое-то время нашего вождя – он-то ведь в прежние годы, не имея полноты власти, никогда никому из вышестоящих не перечил. Ну иногда саботировал исподтишка, что-то делал по-своему, но тоже тихой сапой и скрытно. И принимал столь рискованные решения только имея вполне обеспеченный тыл. А тут какой-то комсомолец напролом лезет… Интересно, что в конце войны Александра Иваныча с комфортом доставили в столицу, где с ним беседовал сам Берия. Потом он доложил Сталину, что Мильчаков ничего не понял и ничему не научился, и его отправили обратно в зону. То есть вождь что-то всё же подозревал, или какие-то смутные сомнения таились в его мозгах. Ведь АИ в 20 году возглавлял Сиббюро комсомола, работал в Иркутске (опять Иркутск). К тому же у ближайшего соратника и друга Мильчакова, А.В. Косарева, которого в августе 37-го ЦК ВКП(б) персонально обвинил в потакании «врагам народа», был примечательный тесть – Нанейшвили В.И., член РСДРП с 1903 года. И к тому же личный враг Сталина уже в 25 – 26 гг, по собственному признанию вождя. А Виктор Иванович не только работал в Баку в 17 – 18 гг, но и ссылку отбывал в Нижнеудинском крае, кстати, вместе с А.А. Сольцем и В.П. Волгиным. И арестовали его лишь в конце ноября 39-го, а судили аж 21.03.40. Всё сие, согласитесь, тоже как-то не совсем обычно. Да и самого Косарева, как и большинство его соратников, «взяли» в конце 38-го, а то и в начале 39-го, и среди них уцелело куда больше людей, чем среди прочих звеньев нашей тогдашней элиты. И жена А. Косарева, Мария Викторовна, несмотря на 10 лет ИТЛ, дожила до 93 года, а дочь Елену Алексан-дровну, отправленную в ссылку в 47-ом, реабилитировали уже в пятьдесят четвёртом. Связано ли сие с нашей темой? Точно не знаю. Увы.
Пора подводить итоги, а то читатели нас опередят. В свете всего изложенного, поведение сталинских наследников в общем понятно – после XX съезда ругать рютинцев стало вроде бы и не за что. Приписать их к правому уклону, догматикам – бюрократам, к паникерам или перерожденцам несолидно и неубедительно, тем более, что их в советской истории и так полно. Да и вообще по духу они все же ближе эпохе оттепели, чем многие её знаменитые современники, особенно те, что воспылали ненавистью к тирану, когда сие стало «безопасно и небезвыгодно». Особенно, если учесть, что до 32 года многие актив-ные рютинцы славно поработали на ниве социалистического строительства, и забывать такое просто глупо и невыгодно. Конечно, без упоминания об их последующих очень сомнительных деяниях.
Но и полностью прощать сих деятелей опасно – ведь объективно они боролись не только со Сталиным, но и с тогдашней (общепринятой?) генеральной линией партии, не углубляясь в детали. И основной хрущевский тезис – что культ личности не изменил существо социализма – документами группы фактически опровергается. Кроме того, и методы борьбы у рютинских соратников какие-то грубые, недозволенные. То ли дело М.И. Калинин – просит, уговаривает, слезы льет. А.И. Микоян и частично Н.М. Шверник и их последователи, действовали так же, может быть спокойнее и неторопливее. Ну, на худой конец, Ф.Ф. Раскольников – в разгар террора, далеко за границей, опубликовал свой протест. А тут в 32-ом, когда официально и культа-то никакого не было (так, «отдельные ошибки»), читай, советский народ, крамолу! Да еще и «передай другому». Просто какие-то эсеровские боевики, типа М. Спиридоновой, если ещё не хуже.
Слегка утрируя, можно сказать, что у Н.С. Хрущева, М.А. Суслова Л.И. Брежнева, да и у их последователей, просто не было выбора – созданная модель (или схема поведения), при всей внешней убогости, единственно приемлемая. И по-своему логичная, стройная. Добавим еще, что окончательно сия концепция сложилась при Леониде Ильиче, который двойную мораль и тому подобные фокусы любил и ценил. Вождю всех племен и народов эта тёмная история явно не импонировала, сие мы уже выяснили. А его осторожные оппоненты, или псевдооппоненты, типа Кирова, Куйбышева, Орджоникидзе и Горького, ничего толком не успели предпринять. Да особо и не хотели – боялись, сомневались, не имели надёжных связей со столь странной и дикой оппозицией, да и не пользовались популярностью в её рядах. Ну а те немногие партийцы низшего уровня, что имели зуб на вождя, были страшно далеки от московских фрондёров.
Ну вот, пожалуй, и все. Наверняка кто-то будет разочарован – столько загадок и такие куцые, прозаические объяснения! Конечно же, данная тема далеко не исчерпана, и работы здесь – непочатый край. От того и излишняя, пожалуй, дискуссионность нашей статьи. И, наконец, вернемся к заглавию – так кто же всё-таки наши герои? В «общем и целом», конечно правые, но куда более решительные и целеустремленные, чем типичные советские уклонисты. А контрреволюция… кого из оппонентов М.Н. Рютина можно на тот час признать революционером? Хотя бы формально? Только если, следуя «Краткому курсу», считать очередной революцией разгром деревни и «великий перелом» в целом. Но это уж слишком экстравагантно, особенно в наше-то время. Лучше уж, если нет других альтернатив, склониться на точку зрения Л.Д. Троцкого.

[*] Интересно, в какой роли были «знакомы» эти люди? Если они и ранее были замешаны в чём – то противозаконном (да еще и в «нималом» числе), то грош цена партии, ее руководству, и особенно ЦКК, не распознавшим «двурушников». А если кто-то из рютинцев ранее «грешен» не был, а теперь бросился возрождать капитализм, то это уже как минимум «перерождение» или «капитуляция» перед враждебными силами, что гораздо страшнее «двурушничества». Странно, как мог С.М. Киров упустить столь важный момент. Может быть, он просто не верил официальным обвинениям, или не придавал серьезного значения антирютинской компании? Или же наоборот, считал их точку зрения наиболее верной, и сохранял возможность при удобном случае примкнуть к нынешним врагам.
[**] Вот, кстати, ещё один перл. Если «Рабочая оппозиция» осталась в прошлом, то как с ней можно поддерживать связь? Ежели имелись контакты с отдельными членами данной группы, то надо перечислить их персонально и отметить, кто в чем был грешен. А если «рабочая оппозиция» продолжала действовать как некое целое, то причислять ее к «бывшей» никак нельзя, да и просто невыгодно.
[***] Отметим, что в 1918 – 21 гг В.Н. Каюров был одним из немногих большевиков, постоянно указывавших на опасность политики «военного коммунизма», и особенно продразвёрстки. Правда, его выводы базировались на наблюдениях за приволжским крестьянством, более богатым и консервативным, чем мужики Центрального, а тем более Центрально – Чернозёмного районов России, но принципиально разница была невелика. И если до лета 1920-го ВНК рекомендовал ЦК принять отдельные меры по смягчению аграрного режима, то в марте 21 года, под впечатлением крестьянской войны на юге Сибири, он пишет большое письмо В.И. Ленину о необходимости ликвидации продразвёрстки и перехода к «коммерческим методам» хозяйства. См. в частности, Пролетарская революция,1924, № 3 (26), с. 38, 41, 55 – 58 и Ленинский сборник, XX, с. 72.

Постановлениями коллегии ОГПУ в 1932-1933 го­дах в несудебном порядке были привлечены к уголовной ответст­венности с назначением различных мер наказания М. Н. Рютин, М. С. Иванов, В. Н. Каюров, Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, П. А. Галкин, В. И. Демидов, П. П. Федоров и еще 22 человека. Все они обвинялись в том, что в целях борьбы с Советской вла­стью и восстановления капитализма в СССР создали контрре­волюционную организацию «Союз марксистов-ленинцев», подготовили программный документ этой организации и актив­но занимались антисоветской деятельностью. Суть «дела» за­ключалась в следующем.

В начале 1932 года М. Н. Рютин, бывший секретарь Краснопрес­ненского райкома ВКП(б) города Москвы, которого в 1930 году ЦКК исключила из партии, как говорилось в решении, «за пропа­ганду правооппортунистических взглядов», а затем работавший эко­номистом «Союзэлектро», и старые большевики - В. Н. Каюров, член партии с 1900 года, руководитель плановой группы Центр- архива, и М. С. Иванов, член партии с 1906 года, руководитель группы Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР, обеспокоенные широко распространившимися грубыми наруше­ниями внутрипартийной демократии, насаждением в руководстве партийными и государственными делами административно-ко­мандных методов, решили в письменной форме изложить свои взгляды на создавшуюся обстановку.

Непосредственным исполнителем стал М. Н. Рютин. В марте 1932 года им были подготовлены проекты двух документов: «Ста­лин и кризис пролетарской диктатуры» и обращение «Ко всем чле­нам ВКП(б)». В редактировании этих материалов приняли участие М. С. Иванов, В. Н. Каюров и его сын, член партии с 1914 года, старший инспектор Наркомснаба СССР А. В. Каюров.

21 августа 1932 года в деревне Головино под Москвой, на част­ной квартире члена партии электротехника стройтреста П. А. Сильченко (в его отсутствие) была проведена встреча с уча­стием Мартемьяна Рютина, Михаила Иванова, Василия и Алек­сандра Каюровых, Николая Колоколова, Натальи Каюровой - секретаря правления «Союзмолоко», Павла Галкина - директора 26-й Московской типографии, Петра Замятина - инструктора треста «Нарпит» Краснопресненского района, Павла Федорова - профессора Московского торфяного института, Василия Демидо­ва - начальника административно-хозяйственного отдела мос­ковского автозавода, Григория Рохкина - научного сотрудника ОГИЗа, Виктора Горелова - директора треста «Киномехпром» Союзкино, Бориса Пташного - начальника управления Нарком­снаба УССР, харьковчан Николая Васильева - управляющего объединением «Гипрококс» и Семена Токарева - заместителя уп­равляющего объединением «Гипрококс».

Участники встречи обсудили вопросы:

1. Доклад М. Рютина «Кризис партии и пролетарской дикта­туры»;

2. Утверждение платформы организации и воззвания;

3. Организационные вопросы (выборы).

Участники совещания приняли за основу платформу и обра­щение ко всем членам партии, доложенные М. Рютиным.

Утвержденные документы было решено передать на оконча­тельное редактирование комитету, избранному на этом совещании.

М. Рютин, по его же просьбе, в состав комитета не вошел как беспартийный и по причинам конспиративного характера.

Было условлено дать создаваемой организации название «Со­юз марксистов-ленинцев».

На втором заседании комитета, проходившем на квартире М. Иванова, было принято решение распространить программ­ные документы союза среди членов партии, выяснить их отноше­ние к этим материалам.

Комитет провел несколько заседаний, на которых подводились итоги распространения материалов союза. Анализ содержания «платформы» и так называемого манифеста «Союза марксистов- ленинцев» - обращение «Ко всем членам ВКП(б)» показывает, что в них давалась оценка тяжелого экономического положе­ния, в котором оказалась страна из-за допущенных сталинским руководством перегибов в вопросах форсирования темпов ин­дустриализации и сплошной коллективизации, сопровождав­шихся насилием над крестьянами, говорилось о необходимости демократизации внутрипартийной и государственной жизни, восстановления ленинских норм и принципов, об отказе от на­сильственной коллективизации, о стихийных проявлениях не­довольства и восстаниях крестьян (Северный Кавказ, Закавказье, Сибирь, Украина) и рабочих некоторых промышленных центров (Иваново, Вичуга), делался вывод, что трудно ждать кардиналь­ных изменений, пока во главе Центрального Комитета ВКП(б) находится И. Сталин.

Шла речь о таких явлениях, как усиление бюрократизма, из­вращение сущности пролетарской диктатуры, принижение роли Советов, профсоюзов, комсомола.

Для восстановления пролетарской диктатуры, ленинских принципов жизни и деятельности партии, повышения активнос­ти ее членов, выхода страны из тяжелого экономического поло­жения предлагалось осуществить организационные изменения в руководстве партии, сместить Сталина с поста Генерального се­кретаря. И.Сталин характеризовался при этом как «великий агент, провокатор, разрушитель партии, могильщик революции в России».

14 сентября 1932 года в ЦК ВКП(б) поступило заявление от членов ВКП(б) Н. Кузьмина и Н. Стороженко, в котором сооб­щалось, что от Каюрова ими получено для ознакомления обраще­ние «Ко всем членам ВКП(б)». Текст его прилагался.

15 сентября Иванов, Каюров, Горелов, а потом Рютин и другие лица, имевшие какое-либо отношение к деятельности или мате­риалам союза, были арестованы органами ОГПУ.

27 сентября Президиум ЦКК принял решение исключить из партии 14 человек, известных к этому моменту как участники ор­ганизации «Союз марксистов-ленинцев». В постановлении Пре­зидиума ЦКК (оно было подписано секретарем коллегии ЦКК Е. Ярославским) ставилась задача «...выявить невыявленных еще членов контрреволюционной группы Рютина, выявить закулис­ных вдохновителей этой группы и отнестись ко всем этим бело­гвардейским преступникам, не желающим раскаяться до конца и сообщить всю правду о группе и ее вдохновителях, со всей стро­гостью революционного закона».

С учетом этой директивы органы ОГПУ еще больше активизи­ровали свою работу.

Через несколько дней после решения Президиума ЦКК во­прос о группе М. Рютина был вынесен на объединенный Пленум ЦК, и Президиум ЦКК ВКП(б) принял постановление, подпи­санное Сталиным:

1. Одобрить постановление ЦКК об исключении из партии членов контрреволюционной группы Рютина-Слепкова, имено­вавшей себя «Союз марксистов-ленинцев».

2. Пленуму ЦК ВКП(б) и Президиуму ЦКК принять самые решительные меры для полной ликвидации деятельности бело­гвардейской контрреволюционной группы Рютина-Слепкова, их вдохновителей, их укрывателей.

3. Пленум ЦК ВКП(б) и Президиум ЦКК считают необходи­мым немедленное исключение из партии всех, знавших о сущест­вовании этой контрреволюционной группы, в особенности чи­тавших ее контрреволюционные документы и не сообщивших об этом в ЦКК и ЦК ВКП(б), как укрывателей врагов партии и рабо­чего класса».

В результате этой директивы были репрессированы многие коммунисты.

Уже через несколько дней, 9 октября 1932 года, на вновь со­званном под председательством Я. Рудзутака Президиуме ЦКК ВКП(б) было принято постановление об исключении из рядов партии 24 человек как «членов и пособников контрреволюцион­ной группы Рютина-Иванова-Галкина, как разложившихся, ставших врагами коммунизма и Советской власти, как предателей партии и рабочего класса, пытавшихся создать подпольным путем под обманным флагом марксизма-ленинизма буржуазную кулац­кую организацию по восстановлению в СССР капитализма и, в частности, кулачества».

На заседании Президиума ЦКК предоставили слово Г. Зино­вьеву и Л. Каменеву, которым было предъявлено обвинение в том, что они знали о существовании этой организации, знакомились с ее документами, но не сообщили о ней в ЦК ВКП(б) или ЦКК ВКП(б). Несмотря на высказанное. Зиновьевым и Каменевым «сожаление о содеянном», их также исключили из ВКП(б).

Позднее по тем же мотивам были исключены из партии П. Сильченко и А. Козловский. Исключив участников «Союза марксистов-ленинцев» из партии, ЦКК ВКП(б) предоставляла решать их дальнейшую судьбу ОГПУ.

11 октября 1932 года коллегией ОГПУ все члены группы были приговорены к различным срокам заключения и ссылки. Наи­больший срок получил Рютин - 10 лет тюрьмы. Всего по делу отак называемом «Союзе марксистов-ленинцев» в 1932-1933 го­дах было привлечено к партийной и судебной ответственности 30 человек.

В дальнейшем часть уже осужденных вновь была привлечена к уголовной ответственности по тем же самым обвинениям с уже­сточением ранее вынесенных приговоров.

Расследование по этому делу проводилось с грубыми наруше­ниями закона. Следственные действия были проведены без воз­буждения уголовного дела, а Зиновьеву и Каменеву обвинения вообще не предъявлялись.

Проходившие по делу были лишены возможности защищать себя от предъявленного обвинения, репрессированы они были внесудебным органом, без проверки материалов предварительно­го следствия.

«Союз марксистов-ленинцев» ко времени пресечения его дея­тельности находился в стадии организационного оформления и вы­работки программных документов, никаких практических действий по осуществлению содержащихся в них установок, за исключением распространения «манифеста» и политической платформы, его уча­стники не совершили. В состав каких-либо антисоветских органи­заций или объединений члены союза также не входили.

Органы предварительного следствия и коллегия ОГПУ распо­лагали не подлинными экземплярами «манифеста» и «платфор­мы», а только их копиями, изъятыми при арестах и обыске на квартире П. Сильченко 15 октября 1932 года.

Дошедшие до нас экземпляры документов являются копиями с копий, сделанных в ОГПУ в те годы, и подлинная их идентич­ность с необнаруженными оригиналами спорна: документы ходи­ли по рукам в Московской и Харьковской партийных организаци­ях, их размножали, дописывали, редактировали. Были тут и явные заимствования из контрреволюционных воззваний и антисовет­ских листовок, белоэмигрантских документов, что вряд ли могло соответствовать убеждениям Рютина.

Еще в сентябре 1930 года, защищаясь от ложного доноса, он писал в ЦКК ВКП(б): «О термидоре и забастовках я ни слова не говорил. Тут все вымышлено от начала и до конца. Я не троцкист и не устряловец, чтобы городить такую чепуху». А такой «чепухи» в этом документе оказалось много - группе хотели придать ха­рактер гигантского заговора против партии и государства, кото­рый будто бы охватил миллионы советских людей.

Эту платформу вменяли в вину многим даже в 1937-1938 го­дах, в том числе и Н. Бухарину.

Что же касается политических воззрений и теоретических взглядов, изложенных в программных документах «Союза марк­систов-ленинцев» то, надо сказать, они носили дискуссионный характер и не содержали призывов к свержению, подрыву или ос­лаблению Советской власти. Эти взгляды, безусловно, расходи­лись с идеями официальной пропаганды, но отнюдь не противо­речили марксистско-ленинской концепции социализма.

Представление о содержании документов дает приобщенная к делу схема платформы, написанная Рютиным в процессе след­ствия и состоящая из следующих разделов:

1. Маркс о роли личности в истории;

2. Сталин как беспринципный политикан;

3. Сталин как софист;

4. Сталин как вождь;

5. Сталин как теоретик;

6. Классовая борьба и марксизм;

7. Простое, расширенное воспроизводство и марксизм-ле­нинизм;

8. О построении социалистического общества;

9. Ленинизм и борьба с оппортунизмом;

10. Уроки внутрипартийной борьбы в свете истекших лет;

11. Оценка взглядов пролетарской диктатуры на современное положение вещей в СССР;

12. Кризис Коминтерна;

13. Кризис пролетарской диктатуры (экономический кризис, кризис партии, кризис Советов и приводных ремней пролетарской диктатуры).

К этому необходимо добавить, что сложившаяся к тому време­ни в партии и стране обстановка жестокого преследования инако­мыслящих не позволяла открыто высказывать свое мнение, если оно расходилось с мнением партийного руководства и особенно Сталина.

У Каюрова и Иванова было намерение отправить письмо с изложением своих взглядов на обстановку в партии и стране в ЦКК ВКП(б). Но позднее они от своего намерения отказались, понимая, к каким последствиям оно может привести. Среди ор­ганизаторов «Союза марксистов-ленинцев» выделяются фигуры Каюрова и Рютина. Каюров относился к старой большевистской гвардии, участвовал в партийной работе, до революции возглав­лял большевистскую организацию петербургского завода «Эриксон», после Февральской революции был председателем Выборгского районного Совета рабочих и солдатских депутатов. В июльские дни 1917 года он в числе тех, кто укрывал Ленина. После Октябрьской революции пользовался особым доверием Ленина, получал от него важные задания. Именно он привез в июле 1919 года из Москвы письмо Ленина «Питерским рабо­чим». В 1921-1924 годах Каюров работал в Сибири и на Урале, затем в «Грознефти», в 1925-1930 годах являлся консультантом Наркомата Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР, в 1930- 1932 годах руководил группой Центрархива. Пользовался авто­ритетом в партии.

Власть и оппозиции Роговин Вадим Захарович

XXXVI «Рютинская платформа»

«Рютинская платформа»

Работа «Сталин и кризис пролетарской диктатуры» открывалась разделом «„Случайность“ и роль личности в истории». Приводя слова Маркса о роли исторических случайностей, включая «и такой „случай“ как характер людей, стоящих в начале во главе движения» , авторы этой работы подчеркивали, что «в условиях пролетарской диктатуры, сосредоточившей в своих руках все рычаги экономики, обладающей аппаратом, в десятки раз более мощным и разветвлённым, чем аппарат любого буржуазного государства, в условиях безраздельного господства в стране одной партии и гигантской централизации всего партийного руководства», такая случайность, как характер генсека, стоящего во главе партии, приобрела поистине роковую роль .

Приводя характеристику Сталина в ленинском «Завещании», авторы «Платформы» отмечали, что комментируя её, сам Сталин обычно сводил всё дело к своей грубости, отвлекая внимание от других своих отрицательных качеств, которые приобрели огромное политическое значение. Это прежде всего относится к отмеченной Лениным его недостаточной лояльности, т. е. политической честности и порядочности. Между тем именно эта черта после смерти Ленина стала определяющей в характере Сталина, который отбросил в сторону преданность и верность интересам партии, подчинив все свои действия интересам своего честолюбия и властолюбия.

Другое отмеченное Лениным негативное качество Сталина - нетерпимость к мнениям других - в сочетании с нелояльностью привело к тому, что «он, не терпя около себя людей самостоятельного, независимого партийного мнения, людей духовно, идейно, теоретически стоящих выше его, опираясь на партаппарат и ГПУ, вышиб их с руководящих постов, оклеветал, раздул их прежние ошибки и „изобрел“ десятки новых, обманул партию». На место опороченных им партийных лидеров Сталин поставил лиц, «ограниченных в теоретическом отношении, невежественных и беспринципных, но ручных, покорных холуев и льстецов… « .

Авторы «Платформы» давали крайне негативные характеристики не только Сталину, но и его ближайшему окружению, именуемому ими «сталинской кликой». Это определение они относили прежде всего ко всему составу тогдашнего Политбюро, включавшему людей с дальнейшей трагической судьбой (Киров, Орджоникидзе) и людей, попавших под каток репрессий 1937-1938 годов (Косиор, Чубарь, Рудзутак). Более того, в двух местах платформы содержалась особо негативная характеристика Кирова: не только за его приверженность Сталину, но и за его принадлежность в прошлом к кадетской партии.

Дифференцированная оценка личности и политического поведения этих людей - дело будущего. Только тщательное изучение архивных материалов сможет показать, отличалась ли в начале 30-х годов их позиция от позиции остальных членов Политбюро (Молотова, Кагановича, Ворошилова, Андреева и др.), не только переживших террор 1937-1938 годов, но и ставших его активными организаторами. Во всяком случае, характеристика сталинского окружения тех лет как единой клики заслуживает серьезного внимания, поскольку авторы «Платформы», как следует из всего её текста, были хорошо знакомы с событиями, происходившими в партийной верхушке.

В «Платформе» отмечалось, что Сталин, опираясь на поддержку своей клики, сначала осторожно, а потом всё смелее сбрасывал с себя маску «скромного» старого большевика, которого партия «заставила» нести «тяжкое бремя генсека», и всё более открыто проявлял стремление к личной диктатуре. В борьбе с оппозициями он утверждал, что борется за коллективное руководство, и одновременно подготовлял «бескровное» 18 брюмера, отсекая от партии одну группу её руководителей за другой. «Если во время государственного переворота Луи Бонапарта население Парижа в течение нескольких дней слышало грохот пушек, то во время государственного переворота Иосифа Сталина партия в течение нескольких лет слышит „пальбу“ клеветы и обмана. Результатов Сталин, как и Луи Бонапарт, добился: переворот свершен, личная диктатура, самая неприкрытая, обманная, осуществлена» . И здесь «Рютинской платформе» нельзя отказать в точности политического диагноза. Установление бонапартистской диктатуры Сталина действительно было осуществлено путём политической провокации и обмана партии, а не путём кровавых расправ над коммунистами. Такие расправы, правда, в невиданных в истории масштабах понадобились для закрепления этой диктатуры в борьбе с сопротивлением ей в рядах партии.

Как справедливо подчеркивалось в «Платформе», в отличие от Ленина, который был вождем, но не был диктатором, Сталин является диктатором, а не вождем. Разница между вождем и диктатором состоит в том, что подлинный народный вождь опирается на доверие и поддержку масс; диктатор же «большей частью приходит к власти или через подавление революции, или после спада волны революции, или через внутренние комбинации правящей клики, или через дворцовый переворот, опираясь на государственный или партийный аппарат, армию, полицию» . Такими путями пришли к власти все современные диктаторы: Муссолини, Пилсудский, Хорти, Чан Кайши и др. (Напомним, что эпоха 20-30-х годов была временем диктаторских режимов не только в Азии, но едва ли не в половине стран буржуазной Европы).

Подобным же путём утвердилась и диктатура Сталина, хотя она отличается от других диктаторских режимов тем, что выросла на базе диктатуры пролетариата, способствуя её искажению и вырождению.

Всякий диктатор обманывает массы и поэтому нуждается в оправдании и возвеличивании своего господства, в своем канонизировании (т. е. в том, что после смерти Сталина будет названо культом личности). Отмечая, что деятельность по канонизированию Сталина приобрела грандиозные размеры, «Платформа» указывала, что «теоретические статьи в журналах превратились просто в ходатайства о повышении по службе и мотивированные подписки о политической благонадежности по отношению к Сталину» . Партийный аппарат, окружающие Сталина карьеристы и льстецы ставят его имя рядом с именами Маркса, Энгельса и Ленина, переходя тем самым «все пределы низости» и издевательства над исторической правдой.

Разоблачая фальсификаторские оценки деятельности Сталина, авторы «Платформы» подробно освещали его многочисленные политические ошибки, начиная от полуменьшевистской позиции после февральской революции и кончая оппортунистической политикой в период Китайской революции 1926-27 годов, когда Сталин превратил Компартию Китая «в придаток, в хвост Гоминдана», а затем свалил вину за это на руководство китайской компартии, которая «даже в мелочах тогда слепо следовала директивам Коминтерна, где первую скрипку играл уже Сталин» . В этой части работы исторический анализ и оценка Сталина полностью совпадают с положениями книги Троцкого «Сталинская школа фальсификаций», вышедшей в 1932 году в Берлине.

Переходя к оценке Сталина как теоретика, «Платформа» отмечала, что вся его теоретическая деятельность дореволюционного периода сводится к написанию статьи «Марксизм и национальный вопрос», представляющей посредственную композицию ленинских положений. Та же печать посредственности, схематизма, узости кругозора и слабой эрудиции лежит на всех его последующих работах. За последние же 4-5 лет Сталин «побил все рекорды политического лицемерия и беспринципного политиканства» . В подтверждение этого приводились многочисленные примеры изменения Сталиным своих политических принципов и оценок ради оправдания зигзагов своей политики.

Особенно подробно авторы «Платформы» останавливались на опошлении Сталиным борьбы с оппортунизмом, которую он превратил в орудие защиты своих взглядов и в бич для запугивания и подхлёстывания партийных масс при проведении своих политических кампаний. Вместе с тем сталинский режим стал благоприятной почвой для развития самой характерной черты оппортунизма: беспринципного приспособления к господствующей политике. Сталинская политика, «с помощью террора вынуждающая всех признавать её ленинской, заставляющая всех ежедневно каяться в своих ошибках и под угрозами менять несколько раз свои взгляды в зависимости от требований начальства,- такая политика даже из подлинных большевиков-ленинцев вырабатывает оппортунистов» .

Смена членами партии своих убеждений в зависимости от требований правящей клики обеспечивается тем, что вся печать находится в личном распоряжении Сталина и публично высказывать мнения, противоположные официальным, никто не осмеливается. Замена «силы доказательств» «доказательством силы» происходит в ходе бешеных идеологических кампаний, в которых бесконечное количество статей в газетах и журналах, тысячи брошюр и книг, повторяющих одно и то же, служат тому, чтобы явное политическое надувательство выдать за правду. «Ошибочное рассуждение, будучи выражено просто, не обманет и ребенка. Если же его развить в нескольких томах или сотнях статей, если его распространять в течение нескольких лет в десятках миллионов книг и брошюр, то оно может запутать миллионные массы, политически слабо развитые» . Этому же служат софистические приемы, используемые Сталиным, «стряпня на сталинской кухне всякого рода уклонов, загибов, заскоков, перерождений и пр. для оправдания его грязных дел» .

Однако Сталин установил «закон», согласно которому сопротивление капиталистических элементов должно фатально возрастать на всём протяжении переходного периода и даже в самом социалистическом обществе, в начальной стадии которого, по его словам, уже находится СССР. Эта установка нашла отражение в резолюции XVII конференции, которая указывала, что во второй пятилетке капиталистические классы и даже классы вообще будут ликвидированы, но тем не менее классовая борьба «в отдельные моменты» неизбежно будет обостряться .

Вместе с тем в «Платформе» подчеркивалось, что в Советском Союзе действительно происходит гигантское обострение классовой борьбы. В течение последних трёх лет страна кипит крестьянскими восстаниями, а её огромные районы находятся в состоянии перманентной гражданской войны. Помимо этого, «то там, то здесь, несмотря на невероятный террор по отношению к рабочему классу, вспыхивают забастовки; голод и нищета масс приняли ужасающий характер; массы членов партии, рабочих и основных слоёв деревни горят возмущением и ненавистью к Сталину и его клике» .

Все эти проявления классовой борьбы вызваны не движением к социализму, а «движением назад и в сторону от социалистического общества» в результате антинародной политики сталинской клики.

Касаясь другого ключевого сталинского лозунга - «ликвидации кулачества как класса», «Платформа» отмечала, что подлинные кулаки исчезли уже в ходе применения чрезвычайных мер, когда их подавляющая масса ликвидировала свое хозяйство и бежала в города. Лозунг ликвидации кулачества как класса, провозглашённый в конце 1929 года, фактически оказался направленным против середняков и бедняков. Постоянное расширение круга зачисляемых в кулаки привело к тому, что в некоторых районах к началу 1932 года доля раскулаченных составила 30-35 % сельского населения. Общее же количество подвергнутых за 1928-32 годы тем или иным видам репрессий (раскулачивание, аресты, расстрелы, ссылки, твёрдые задания, индивидуальное обложение и пр.) достигло не менее 40-50 % всего сельского населения страны.

Начиная с 1930 года, борьба в деревне шла уже не с кулачеством, а с середняками и бедняками, которые составляли большинство заключённых в «кулацкие» концентрационные лагеря и сосланных в отдалённые районы страны, составляли «основной объект расстрелов и всякого рода карательных экспедиций с применением артиллерии и самолетов» .

В «Платформе» подчеркивалось, что лозунг «ликвидации кулачества как класса» является антиленинским и в той его части, которая направлена против действительного кулачества. Подлинно ленинский путь ликвидации кулачества предполагает добровольную коллективизацию деревни и «подравнивание» кулака под середняка мерами налогового порядка (а по мере надобности и путём прямого запрещения использовать наёмный труд). «Через некоторый период такой осередняченный бывший кулак, при наличии с его стороны лояльного отношения к Советской власти и социалистическому строительству, должен, естественно, приниматься беспрепятственно в колхозы» . В противовес этому пути Сталин свёл «ликвидацию кулачества как класса» к его полной экспроприации и физическому истреблению.

Лозунг ликвидации кулачества как класса является беспочвенным и авантюристическим и потому, что он опирается на лживый тезис о повороте основной массы крестьянства к колхозам. В действительности же колхозы, созданные на основе свирепого административного принуждения, «вновь и вновь разваливаются десятками тысяч каждый месяц, а если ещё и держатся, то на величайшем зажиме, угрозах и на том, что этим колхозникам некуда „податься“» .

Сталинская «теория» о неизбежном обострении классовой борьбы в результате успехов социалистического строительства и производный от неё лозунг ликвидации кулачества как класса, подытоживалось в «Платформе», служат прикрытием того, что основная масса деревни находится в состоянии беспощадной и жестокой борьбы со сталинской политикой насильственной коллективизации.

В свете исторических уроков последних лет «Платформа» давала оценку предшествующей внутрипартийной борьбы. Её соответствующий раздел отмечен серьезными противоречиями в характеристике двух основных политических сил, противостоявших сталинизму. Эти противоречия, на мой взгляд, свидетельствуют о том, что некоторые положения «Платформы» явились результатом политического компромисса между представителями различных антисталинских группировок.

При характеристике левой оппозиции сохранялся выдвигавшийся «правыми» тезис об ошибочности её экономической программы 20-х годов, которую Сталин якобы с начала 1928 года начал проводить в жизнь. Однако при этом в «Платформе» содержались важные оговорки о том, что Сталин «довёл экономическую платформу троцкистов до абсурда», а «Л. Д. Троцкий и троцкисты, надо полагать, оказались бы более честными и преданными делу пролетарской революции: они сумели бы вовремя заметить свои „дискуссионные“ заблуждения и круто повернуть» .

Принципиально иначе оценивались взгляды левой оппозиции на внутрипартийный режим и роль Сталина. «В этом решающем и важнейшем для судеб пролетарской революции вопросе Троцкий и троцкисты оказались в основном, наоборот, правы. Троцкий раньше других увидел те процессы внутри партии, которые уже в 1923 году начали развиваться. Троцкий раньше других увидел и вожделения Сталина утвердить свою личную диктатуру в партии» .

Целиком оправдался и прогноз Троцкого о перерождении партии в случае сохранения сложившегося к 1923 году внутрипартийного режима. «В этом своевременном и правильном ленинском вскрытии зародышей начавшегося незаметного перерождения партии, в страстном стремлении Троцкого вернуть партию на путь внутрипартийной демократии и здорового демократического централизма заключается огромная историческая и революционная заслуга Троцкого, которую не отнимает у него никакая клевета и никакие его прошлые ошибки» .

Столь же противоречивой, как оценка «троцкистской» идеологии, была характеристика личности Троцкого: «Не гений, а только крупный талант, универсально и европейски образованный; блестящий, острый, но неглубокий ум; не глубокий теоретик, а лишь несравненный по стилю, первый во всей мировой марксистской литературе публицист, склонный к красивой схеме, к яркой революционной фразе, заменяющей порой конкретный трезвый анализ; железная воля, переходящая, однако, порой в упрямство; яркая крупная индивидуальность; замечательный организатор, мировой трибун, искренне и глубоко преданный делу коммунизма,- таков Троцкий как вождь» . Бросающиеся в глаза внутренние противоречия этой пространной характеристики (трудно понять, например, как «неглубокий ум» может оказаться у «первого во всей мировой марксистской литературе публициста», «мирового трибуна»), на мой взгляд, объясняются тем, что «Рютинская платформа» создавалась в основном людьми, принимавшими в прошлом активное участие в травле Троцкого и желавшими хотя бы частично оправдать эту свою позицию.

Эта часть «Рютинской платформы» завершалась недвусмысленным патетическим утверждением о том, что «несмотря на все усилия Емельянов Иловайских вычеркнуть имя Троцкого из истории Октябрьской революции, он навсегда останется первым после Ленина её вождем и трибуном, её знаменосцем, её творцом и организатором! С именем Ленина и Троцкого навсегда будет связано торжество пролетарской революции, её невиданный подъём, её лучший героический период. С именем Сталина, в лучшем случае, будут связаны годы лихолетья пролетарской революции, годы мрачной реакции, годы величайшего опозорения учения Маркса и Ленина» .

«Рютинская платформа» расценивала объявление «троцкизма» авангардом международной контрреволюционной буржуазии как заведомо злостную ложь «бессильно обнаглевшего диктатора», состряпанную в ответ на «острые бичующие статьи Л. Д. Троцкого», в которых последний «показывает подлинное лицо Сталина» .

Переходя к характеристике Бухарина, «Платформа» высоко оценивала его роль как марксистского теоретика и одновременно утверждала, что Бухарин как политический вождь «оказался ниже всякой критики. Умный, но не дальновидный человек, честный, но бесхарактерный, быстро впадающий в панику, растерянность и прострацию, не способный на серьезную и длительную политическую борьбу с серьезным политическим противником, легко поддающийся запугиванию; то увлекающийся массами, то разочаровывающийся в них, не умеющий организовать партийные массы и руководить ими, а наоборот, сам нуждающийся в постоянном и бдительном руководстве со стороны других - таков Бухарин как политический вождь» . Правильность этой психологической характеристики подтверждена не только политическим поведением Бухарина в годы, предшествовавшие написанию «Платформы», но в ещё большей мере - его поведением в 1933-37 годы, представлявшим наиболее печальные страницы его биографии.

В целом «Рютинская платформа» весьма точно описывала размежевание внутри старой партийной гвардии и её политическую судьбу в 1932 году: «одна часть её сидит по тюрьмам и ссылкам, другая, капитулировавшая, деморализованная и оплеванная,- влачит жалкое существование в рядах партии, третьи, окончательно разложившиеся, превратились в верных слуг „вождя“-диктатора» .

В «Платформе» справедливо отмечалось, что большинство идейных противников Сталина в конечном счёте приняло навязанные им иезуитские приемы. «История „самокритики“ Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова, Сырцова, Ломинадзе, Рютина, Деборина, Стэна и даже Ярославского достаточно хорошо научила членов партии пониманию природы и механики этой самокритики. Все уклонявшиеся от „критики“ этих людей или высказывавшиеся против подобных методов „самокритики“ были сняты с работы, исключены из партии, подвергнуты невиданной травле и, наоборот, все проявившие усердие в такой „самокритике“ были повышены по службе» .

Как подчеркивалось в «Платформе», именно теперь, «когда Сталин под лживые крики о победе социализма вонзает нож в спину пролетарской революции,- больше чем когда-либо прямой обязанностью всех честных подлинных вождей партии является не презренное холуйство перед Сталиным и обман масс, чем занимаются Бухарин, Радек, и даже не молчание, как это делают Рыков, Томский, Угланов и бывшие вожди троцкистской оппозиции, а новая мужественная борьба, не останавливающаяся перед исключением из ЦК, перед исключением из партии и даже перед перспективой ссылки» .

«Платформа» называла иллюзией представление о том, что борьбу со сталинской кликой могут возглавить лидеры бывших оппозиций. Эти люди в своем большинстве представляют «лишь отработанный пар» . Они ненавидят Сталина всеми фибрами души и в случае успешного развертывания борьбы с ним включатся в неё. Но до такого поворота событий они будут продолжать лакействовать перед Сталиным. Поэтому следует рассчитывать на новых лидеров и организаторов масс, которые неизбежно выдвинутся в ходе борьбы за свержение сталинской диктатуры.

Эта мысль в ходе обсуждения «Платформы» отстаивалась прежде всего самим Рютиным, который скептически отнесся к предложению своих товарищей о привлечении бывших лидеров оппозиций к деятельности «Союза». На допросе в ОГПУ Рютин говорил: «Я считал, что вожди и бывшей троцкистской и бывшей правой и зиновьевской оппозиции настолько деморализованы, настолько впали в духовную идейную прострацию, что на настоящей стадии внутрипартийного положения они не способны к… активной борьбе против данного руководства партии. Я считал, что они примут участие только тогда, когда будут поставлены перед фактом достаточно широко развернутой подпольной работы, которая будет открывать известные перспективы, создавать известные шансы на успех» .

В «Платформе» содержался призыв к объединению всех оппозиционных сил партии, которые должны отбросить разобщающие их прежние фракционные разногласия. «Старые группировки и фракционные образования в настоящее время безнадежно устарели, изжили себя и побледнели перед новым решающим водоразделом - за пролетарскую диктатуру и ленинскую ВКП(б) или за Сталина и гибель всех завоеваний рабочего класса и его партии» .

Трагический опыт последних лет, указывалось в «Платформе», требует пересмотра некоторых представлений, всегда бытовавших среди марксистов. Этот опыт показал, что после победоносной социалистической революции оппортунистические и авантюристические ошибки правящей партии могут погубить дело социализма и отбросить всё историческое развитие на десятки лет назад. Используя эти ошибки, международная буржуазия, проводя умную, с точки зрения своих классовых интересов, политику, может в течение длительного времени укреплять капиталистическую систему.

Опыт русской революции внёс особенно много нового в представление о роли партийного руководства и его влиянии на судьбы победившей революции. Этот опыт показал «нечто совершенно непредвиденное и неожиданное… Мы срослись, свыклись с представлением, что при пролетарской диктатуре руководство партии и страны всегда будет выражать волю масс. На деле же вышло так, что это руководство выродилось в ходе внутрипартийной борьбы в личную диктатуру, губящую Советскую власть и партию, ненавистную массам, опирающуюся главным образом на террор и провокации» .

Исторический опыт убедительно доказал, что «ленинизм и пролетарскую революцию нельзя надолго убить руками врага - они каждый раз после поражения поднимаются с новой удесятерённой силой» . Но тот же опыт обнаружил, что неизмеримо большие опасности для судеб революции могут возникнуть внутри революционного движения, если руководство им оказывается в руках авантюристов и провокаторов. «Как это ни чудовищно, как ни парадоксально может показаться на первый взгляд, но главный враг ленинизма, пролетарской диктатуры и социалистического строительства находится в данный момент в наших собственных рядах и даже возглавляет партию» . Как бы повторяя тезис Троцкого о Сталине как могильщике Октябрьской революции, «Платформа» утверждала, что никакой открытый враг революции не мог бы лучше выполнить работу по разрушению её завоеваний, чем это делает Сталин. Продолжение его господства будет означать «самое страшное убийство (революционного дела.- В Р. ), какое когда-либо видела история!» .

Одним из условий существования диктатуры Сталина является его политическая мимикрия, сохранение внешне неприкосновенными притягательных для масс большевистских формул. «Сталин убивает ленинизм под флагом ленинизма, пролетарскую революцию под флагом пролетарской революции и социалистическое строительство под флагом социалистического строительства!»

Диктатура Сталина держится на двух основаниях: социальной демагогии и режиме «неслыханного террора и колоссального шпионажа, осуществляемых посредством необычайно централизованного и вместе с тем разветвлённого гигантского аппарата, сосредоточившего в своих руках все материальные ресурсы страны и поставившего в прямую зависимость от себя физическое существование десятков миллионов людей» . Этот аппарат, терроризирующий массы и в то же время сам живущий под дамокловым мечом террора, превратился в машину, вынужденную совершать свои движения по воле главного «механика».

При определении путей выхода из охватившего страну всеобъемлющего кризиса «Платформа» исходила из того, что устранение Сталина и его клики нормальными демократическими методами, гарантированными Уставом партии и Советской Конституцией, совершенно исключено. «Было бы непростительным ребячеством тешить себя иллюзиями, что эта клика, обманом и клеветой узурпировавшая права партии и рабочего класса, может их отдать добровольно обратно». Чтобы спасти дело коммунизма, нужно «силою устранить эту клику» .

Таким образом, «Рютинская платформа», по сути дела, выдвигала идею политической революции, к которой Троцкий, ещё считавший в то время возможным путь партийной реформы, пришёл лишь спустя несколько месяцев.

Исходя из того, что в стране имеются объективные условия для такой политической революции, «Платформа» отвергала суждения о том, что сталинский режим опирается на массовую социальную базу. В ней утверждалось, что большинство членов партии и ещё в большей мере беспартийные рабочие и служащие настроены против политики Сталина. В деревне сталинский курс не имеет не только сторонников, но даже нейтрально относящихся к нему людей. «Вся деревня доведена до отчаяния и кипит возмущением. Непрекращающиеся массовые восстания в деревне - лучший показатель её политических настроений» .

Даже партийный аппарат в большей своей части лицемерит и не верит в успех сталинской авантюристической политики. «В настоящее время почти любой партийный филистер, обыватель и даже партийный чиновник недоволен и скулит по поводу того, что творится в партии и стране».

Помехой для перехода от беспомощного фрондирования к политической борьбе служат всячески культивируемые Сталиным взгляды, согласно которым его устранение окажется свержением Советской власти. Для такого рода взглядов имеются известные объективные основания. В результате осуществления сталинской политики антисоветские настроения возросли в стране в десятки раз. Множество трудящихся города и деревни, в прошлом преданных Советской власти, брошено «преступной политикой Сталина в лагерь контрреволюции» . Поэтому политический переворот, направленный на ликвидацию диктатуры Сталина, связан с риском активизации сил, враждебных Советской власти, и, следовательно, с опасностью контрреволюционной реставрации.

Однако опасности, связанные с сохранением господства сталинской клики, авторы «Платформы» считали неизмеримо более серьезными, чем опасности, связанные с возможным развертыванием открыто контрреволюционных сил, которые «на наше счастье… распылены, раздроблены и не организованы» . Характеризуя в этой связи задачи коммунистов, они прибегали к следующему образному сравнению: «Партия находится в положении пассажиров автомобиля, шофер которого вдруг безнадежно спятил с ума, свернул с дороги и ведёт пассажиров по кочкам и ухабам, под уклон на полном ходу прямо в пропасть». При этом он «ругает пассажиров оппортунистами, „загибщиками“ и успокаивает их уверениями, что всё это неизбежные трудности езды на автомобиле. При таком положении глупо и нелепо пассажирам ждать, пока „возница“ спустит их под откос. Надо попытаться на ходу отбросить такого шофера от руля, на ходу же сесть умеющим править машиной за руль и вывести её на торную дорогу. Иного выхода для пассажиров нет» .

«Платформа» предупреждала, что борьба со сталинской кликой потребует гигантских усилий и жертв, ибо Сталин не замедлит обрушить весь свой репрессивный аппарат на людей, борющихся за его устранение. Даже в случае успеха этой борьбы «потребуются многие и многие годы для того, чтобы вывести партию и страну из той невиданной трясины, в которую их завёл Сталин» .

Сформулированная в «Платформе» позитивная программа в основном совпадала с программой левой оппозиции. В качестве первоочередных мер в политической сфере «Платформа» называла созыв чрезвычайного съезда партии; смену головки партийного аппарата и назначение новых выборов партийных органов на основе внутрипартийной демократии; создание твёрдых организационных гарантий против узурпации прав партии партийным аппаратом; новые выборы Советов при решительном устранении назначенства; введение строжайшей революционной законности и решительную чистку аппарата ГПУ.

В качестве основных мер в области социально-экономической политики выдвигалось прекращение политики раскулачивания и роспуск всех насильственно созданных колхозов; проведение действительно добровольной коллективизации и поддержка индивидуального бедняцко-середняцкого крестьянского хозяйства; прекращение заготовок сельскохозяйственных продуктов методом ограбления деревни; прекращение экспорта за бесценок продуктов сельского хозяйства; немедленное прекращение игры в темпы за счёт прямых и косвенных, открытых и замаскированных непосильных налогов и других средств ограбления трудящихся.

Как видим, «Рютинская платформа» включала вполне реалистическую программу социалистического возрождения советского общества. Преградой для её осуществления выступал лишь один могущественный фактор: резкое усиление террора со стороны Сталина и его клики.

3. Июльско-августовский пленум ЦК и платформа оппозиции Ужесточавшаяся внутрипартийная борьба побудила Троцкого приступить к подготовке нового программного документа. «Заявление 83-х», вызванное конкретными событиями, причем не внутреннего, а международного плана,